1.3. Этапы развития эстетической системы в языке поэзии И. Северянина

Литература всегда занимает центральное место в культуре своей эпохи, именно в словесном творчестве наиболее явно репрезентируются эстетические и этические нормы. Однако изолированное рассмотрение литературы не позволяет полностью оценить ее значимость, и только выявление всех связей с другими видами искусства и определение эстетической доминанты времени творчества писателя могут объяснить все его особенности.

Игорь Северянин пришел в литературу в начале XX века. Восторженный прием, сразу оказанный ему как рядовыми читателями, так и признанными мастерами В.Я. Брюсовым, А.А. Блоком и Ф. Сологубом, свидетельствует об эстетической «созвучности» его стихов стилю эпохи, их актуальности и востребованности [Баевский 1996; Мандельштам 1996], они органично вписались в современную ему культуру¹. Художественная концепция и идиостиль И. Северянина — результат личностного преломления всех эстетических представлений и тенденций развития русской художественной культуры двух первых десятилетий XX века.

Во-первых, это время можно определить как период максимального эстетического и идеологического плюрализма. В литературоведческой и искусствоведческой литературе этот феномен всесторонне проанализирован, поэтому лишь определим основные эстетические позиции: реализм, символизм, импрессионизм и постимпрессионизм, экспрессионизм, акмеизм, футуризм и стилизация традиций русского народного искусства.

Во-вторых, для эстетических установок рассматриваемого периода характерно тяготение к соединению разных стилей в творчестве одного автора или даже в пределах одного произведения, попытки синтеза разных видов искусства. Наиболее полно эта тенденция воплотилась в проектах Ф.О. Шехтеля, опытах цветомузыки А.Н. Скрябина, творчестве М. Чюрлениса и А. Вертинского. Собственноручно иллюстрировали свои стихи многие футуристы, органичное сплетение слова и изображения представляли литературные журналы. Синтетическими по своей природе являются популярные в культурной среде театр, опера и новый для начала XX в. вид искусства — кинематограф².

В-третьих, одним из господствующих творческих принципов этого периода можно признать эклектику — сочетание несочетаемых явлений, понятий, черт, элементов в нечто, с позиций классического мышления не признаваемое за целостность или единство. Эклектика характерна для переходных этапов в истории культуры, когда внутри старой культуры, имевшей определенное стилистическое единство, но уже миновавшей свой апогей, возникают диссонирующие с ней или отрицающие ее черты и элементы. Новые течения почти хаотически перемешивается со старым и друг с другом, при этом актуализируются элементы феноменов далекого прошлого [Лексикон нонклассики 2003: 535].

Суть эстетической системы И. Северянина — эклектика как в содержании, так и в художественном методе. Узнаваемость его стиля во многом определена неожиданностью комбинирования тем, приемов, образов, внезапностью эмоциональных и стилистических переходов. Поэт сам определил эту особенность своего творчества и требовал его оценки именно с этой позиции:

Неразрешимые дилеммы
Я разрешал, презрев молву.
Мои двусмысленные темы —
Двусмысленны по существу.

Пускай критический каноник
Меня не тянет в свой закон, —
Ведь я лирической ироник:
Ирония — вот мой канон.

(«Двусмысленная слава», 1918)

Ироничность и самоироничность И. Северянина как одну из центральных черт его эстетики отметил еще К. Чуковский: «Ирония, претворенная в лирику, — здесь Игорь Северянин настоящий маэстро» [Чуковский 1969: 210]. Ирония преимущественно имплицитна, как правило, она угадывается в нанизывании экзотических слов и вычурных метафор³.

Следует также учитывать динамику творчества, стилевые и тематические предпочтения поэта во время создания текста, поскольку в разные периоды одни и те же образы преломляются в поэзии И. Северянина совершенно по-разному: изменяются контекстное окружение ключевого слова и его семантика, эмоциональность и экспрессивность, ассоциативные ряды, синтагматика и контекстная парадигматика, выбор тех или иных приемов. В его стихах воплотились черты всех наиболее значимых эстетических установок и направлений его времени, и их влиянием можно объяснить кажущуюся противоречивость творчества поэта: она обусловлена свободным сочетанием наиболее эффектных приемов.

Анализ тематических и лексико-стилистических особенностей поэзии И. Северянина позволяет выделить три основных периода его творчества: 1) эгофутуристический (до эмиграции) — ок. 1907—1918; 2) переходный — ок. 1914—1920; 3) классический — после 1920 г.

Поэзия И. Северянина раннего периода эклектична, выделение стилистической доминанты затруднено, идиостиль узнается скорее эмоционально и интуитивно, чем аналитически. В разных текстах обнаруживаются влияния разных эстетических систем и отдельных авторов, часто бессистемные, поэтому чрезмерное теоретизирование представляется нецелесообразным. Эстетические значения одних и тех же слов варьируются от текста к тексту, создавая уникальную картину индивидуального видения мира, восприятие действительности колеблется от предельной простоты и наивности до максимальной зашифрованности. Единственным фактором, объединяющим разнородные элементы в единое творческое целое, является сама личность автора.

Анализ лексико-стилистических особенностей ранней лирики И. Северянина выявляет многообразие и неоднотипность поэтических средств:

— пристрастие к заимствованиям, экзотизмам и варваризмам, словам необычного звучания, «поэтика изысканной роскоши» [Василевская 1991: 49]: боа, кабриолет, коттэдж, ландолет, льянос, офлерить, сомнамбула, фарватер, экстаз; крем-де-мандарин, файф-о-клок; berseuse, creme de violette, éclair, plian;

— использование слов с книжной окраской и архаизмов, характерных для традиционного языка поэзии XIX в.: благость, благоуханный, возжелать, лобзанье, пажить, сонм, страждать, урочный;

— использование разговорных, просторечных и иногда диалектных слов (как правило, в стилизациях под фольклор): вздуть, девка, молодуха, помавать, пропойца, ширеть;

— создание окказиональных и потенциальных слов по продуктивным в творчестве поэта моделям: безбрежье, безвопросно, июневый, кружеветь, олунить, хрупь;

— использование имен собственных в качестве символа, поэтической номинации или аллюзии: Аврора, Агасфер, Балькис, Иветта, Иоланта, Крез, Мирра, Сафо;

— использование приемов языковой игры (каламбур, обыгрывание полисемантичности слова, парономазия и паронимическая аттракция, десемантизация слова);

— создание ярких метафор и сравнений, часто осложненных другими лексическими, фонетическими и синтаксическими образными средствами.

Образные средства разных уровней находятся в текстах стихотворений в сложном взаимодействии, создаваемый образ характеризуется многоаспектностью, семантической и экспрессивной осложненностью, практически каждое слово приобретает эстетическое значение. В качестве примера эстетической организации текста рассмотрим стихотворение «В кленах раскидистых» (1912):

В этих раскидистых кленах мы наживемся все лето,
В этой сиреневой даче мы разузорим уют!
Как упоенно юниться! ждать от любви амулета!
Верить, что нам в услажденье птицы и листья поют!
В этих раскидистых кленах есть водопад вдохновенья.
Солнце взаимного чувства, звезды истомы ночной...
Слушай, моя дорогая, лирного сердца биенье,
Знай, что оно пожелало не разлучаться с тобой!

Ты говоришь: я устала... Ты умоляешь: «О, сжалься!
Ласки меня истомляют, я от блаженства больна»...
Разве же это возможно, если зеленые вальсы
В этих раскидистых кленах бурно бравурит Весна?!

Фраза в этих раскидистых кленах повторяется четырежды в сильных текстовых позициях (заглавие, начало стиха), что делает ее рефреном стихотворения, причем в ее значении мы можем выделить несколько семантических уровней. В буквальном значении клен — дерево с широкими резными листьями, эпитет раскидистый характеризует возраст дерева (старый) и его утилитарную оценку (тенистый, дающий прохладу). Эстетическое значение включает несколько аспектов, связанных с контекстным окружением, синтагматическими связями:

1. Клен — метонимическое обозначение дачи, летнего места жительства, раскидистый — оценка удобства. Это значение развернуто в первой строфе: временная семантика продублирована названием времени года (мы наживемся все лето), семантика места — наименованием дачи (в этой сиреневой даче), семантика удобства — словом уют. Введение окказионализма разузорим завершает оценку жизни на даче как красивой: разузорить — покрыть узорами, сделать эстетически привлекательным. Эпитет сиреневая имеет три контекстных значения: он может быть истолкован как метонимический (находящаяся среди сирени), как цветовой (сиреневого цвета) и как оценочный (в идиостиле Северянина слово сирень всегда имеет положительную экспрессию).

2. Клен — метафорическое обозначение целого комплекса положительных эмоций, переживаний лирического героя. В формировании этого значения ведущая роль принадлежит традиционной поэтической лексике, ориентирующей на одну из ведущих тем поэзии — показ внутреннего мира человека. Вторая строфа содержит целый ряд метафор, продолжающих ключевую и конкретизирующих ее содержание: водопад вдохновенья, солнце взаимного чувства, звезды истомы ночной, лирного сердца биенье. Раскидистый таким образом приобретает значение оценки силы чувства — глубокое, мощное.

3. Клен — символ молодости, жизни, радости. В третьей строфе это значение реализуется в синэстетическом образе зеленые вальсы в этих раскидистых кленах бурно бравурит Весна. Слова вальс, бурно и окказионализм бравурит содержат сему «движение, активность», которая стала основой формирования символического значения. Аллитерация звуков б и р (бурно бравурит) ассоциативно связана с этой семой. В эпитете зеленый сталкиваются прямое значение (цвет листвы) и символическое значение (символ молодости, жизни), первое из них связано с информативно-смысловым уровнем текста, второе — с прагматическим. В контексте раскидистый также приобретает символическое значение всеобщности, всеохватности.

Все знаки анализируемого текста синтагматически или ассоциативно связаны с рассмотренными аспектами эстетического значения ключевой фразы, что можно представить в виде схемы:

Лексическая структура стихотворения определена его образной структурой, мы можем выделить три основных функционально-семантических микрополя:

1. Природа: клен, птицы, листья, лето, весна, водопад, солнце, звезды.

2. Чувства, эмоции: любовь, упоенно, вдохновенье, верить, чувство, истома, сердце, биенье, дорогая, пожелало, ласки, истомляют, устала, блаженство, сжалься, умоляешь.

3. Музыка: поют, лирное, вальсы, бурно, бравурит.

Несовпадение лексических и текстовых знаков, сочетание в текстовом знаке лексических единиц разных микрополей и образная основа их взаимодействия определяют сложность семантического строя текста.

В 1914—1920 гг. стиль И. Северянина трансформируется под влиянием объективных событий: первая мировая война, революции, гражданская война и вынужденная эмиграция. Первоначально «расширение поэтического мира было у него довольно поверхностным, скорее вещным, нежели духовным» [Василевская 1991: 50]: в тексты стихотворений входит общественно-политическая (свобода, труд, равенство, патриот, отечество, цивилизация, державный, политический, свергнуть) и военная лексика (окоп, фронт, солдат, сабля, ружье), имена политических деятелей (Керенский, Маклаков, Ленин). Увеличивается степень остроты сатиры, доходящей до сарказма, многие стихотворения проникнуты эстетикой безобразного, что отчасти обусловлено общей тенденцией к снижению высоких образов в русской поэзии 1910-х—1920-х гг., «установкой на антиэстетизм» [Кожевникова 1995: 45].

Весьма показательна «Поэза упадка» (1918):

И люди пустились в эксцессы,
Какие не снились скотам.
Изнервленные поэтессы
Кривлялись юродиво там.

Кишки обжигались ликером,
И похоть будили смешки,
И в такт бархатистым рессорам
Качелились в язвах кишки.

Категории безобразного и низменного в стихотворениях этих лет представлены разнообразными средствами: экспрессивная лексика (разврат, похоть, напакоститься, дурить, дрянь, людишки гнусные и озверелые), окказионализмы (угрозный, татарство), метафоры (художественного салона и пьяной харчевни стезя совпала по сходству уклона; город — склеп для мертвецов; дьявол, учредивший фирму Крупп), сравнения (руки торчат, как ухваты; свирепствовали декаденты в поэзии, словно чума; ужасные, как смерть сама; как окровавленный пират, все топчется на топком месте Петроград; он поднимался, как опара, а лопнул мыльным пузырем), символические словоупотребления (уродливым кактусом роза сменилась, Содом и Гоморра, Антихрист, Царь Голод), игра слов (упадочные модернисты писали ослиным хвостом пейзажи), вскрытие внутренней формы слов и фразеологических единиц (люди сбегали с ума, усевшись с ногами на трон), нарушения эвфонии, антитеза (люди без сути людей, живые и сытые трупы). Нанизывание сниженных образов становится текстообразующим средством в ряде стихотворений, например:

На днях Земля сошла с ума
И, точно девка площадная,
Скандалит, бьет людей, в дома
Врывается, сама не зная —
Зачем ей эта кутерьма.

Плюет из пушек на поля
И парится в кровавых банях.
Чудовищную чушь меля,
Извиртуозничалась в брани
Умалишенная Земля.

(«Умалишенная», 1914)

Приемы создания эстетического значения по сравнению с ранними стихами изменились незначительно, образы отличаются яркой экспрессией и эмоциональностью, сложны по строению и семантике, тропы и фигуры совмещаются и дополняют друг друга. Эстетическое функционирование слов характеризуется теми качествами, которые сложились у Северянина-эгофутуриста.

Идиостиль позднего творчества И. Северянина (1920—1930 гг.) более гармоничен и целостен, влияния становятся менее очевидными и выявляются только при тщательном анализе текстов, стилистическая доминанта — опора на традиции русской классической литературы. Главная тенденция этого периода — отказ поэта от эпатажа, нарочитого приема или подчеркнутой эстетизации объекта в пользу внутренней глубины, эстетическое значение в ряде случаев не эксплицируется, а присутствует в подтексте, композиции, интертекстуальных связях. Характерной чертой является обращение к прецедентным текстам как прием переосмысления, выдвижения темы или образа на качественно иной уровень.

Всегда мечтательно настроен,
Я жизнь мечтаньям предаю.
Я не делец. Не франт. Не воин.
Я лишь пою-пою-пою!

На что мне царства и порфиры?
На что мне та иль эта роль?
За струнной изгородью лиры —
Наикорольнейший король!

На что мне ваших мыслей холод
И политический раздор?
Весенний день горяч и золот, —
И у меня весенний взор!

Благословенны будьте, травы
И воды в зелени оправ!
Виновных нет: все люди правы,
Но больше всех — простивший прав!

(«Лейтмотивы», 1918)

Каждая строфа этого текста содержит цитату из более раннего стихотворения или аллюзию: пою — пою в сентябрь, пою в апрель («Рондель», 1911), всегда мечтательно настроен — я десять месяцев мечтаю («Мой год», 1909), воин — придет поэт, с неправдой воин («Сонет», 1908), порфира — хитон, порфиру, скипетр — я, взволнован, даю тебе («Сонет», 1908), за струнной изгородью лиры наикорольнейший король — за струнной изгородью лиры рыдает царственный паяц («Интродукция», 1909), весенний день горяч и золот — Весенний день горяч и золот, — весь город солнцем ослеплен!, виновных нет: все люди правы — Виновных нет: все люди правы в такой благословенный день («Весенний день», 1911). Обращение к уже написанному означает не возвращение, а переоценку, и способы введения цитат указывают на это: отрицание (я не воин), вопрос (На что мне царства и порфиры?), новое развитие темы (Виновных нет: все люди правы, но больше всех — простивший прав!).

В поздних стихах проступает органическая связь с русской поэзией XIX в., в особенности с произведениями А.С. Пушкина и Ф.И. Тютчева. Очевидна перемена эстетической задачи — необычным становится не сам образ, а его трактовка, и в связи с этим меняется выбор языковых средств и стилистика стихотворений. Наиболее очевидны следующие изменения:

— понижается частотность создания и употребления окказиональных слов, новообразования создаются по продуктивным моделям (звездоносный, неиссячный, узывный, дружий, трудолюбка, мертвунъя, убоженка, увечка, рыбизм, обезвопросить, вырешать, пророкфорить);

— понижается частотность употребления урбанистической лексики;

— повышается частотность употребления обозначений натурфактов (небо и светила, водоемы, растения, животные), их действий, состояний и признаков;

— повышается частотность обращения к разговорной и просторечной лексике (пришиблен, охать, хлебать, прозевать, сплетня, мужички);

— метафоры и сравнения становятся проще по структуре и, как правило, не осложняются фонетически и синтаксически;

— фонетические средства выразительности используются реже.

Явно эстетизированных образов значительно меньше, чем в первый период и связаны они, как правило, с природой:

Восемь лет я живу в красоте
На величественной высоте.
Из окна виден синий залив.
В нем — луны золотой перелив.

(«На земле в красоте», 1925)

Природно прекрасное оценивается поэтом как наивысшая степень красоты, а любая искусственность воспринимается как безобразное, поэтому сквозные темы раскрываются иначе, чем в ранних стихах, в более ясных и привычных образах. Качественно другой становится экспрессия, возникающая не вследствие введения слова с экзотическим звучанием или подчеркнуто необычного образа, а как результат эмоционального отношения автора к предмету описания. Отказываясь от эстетизации многих артефактов, поэт обращается к «непоэтическим» природным образам, оценивая их как прекрасные:

Над узкою тропкою клены
Алеют в узорчатой грезе
Корова, свинья и теленок
Прогулку свершают вдоль озера.

Коровой оборвана привязь,
Свиньею подрыта дверь хлева.
Теленок настроен игривей:
Он скачет, как рыба из невода...

(«Мудрость идиллии», 1924)

Корова, теленок и свинья в художественных текстах обычно или выполняют только номинативную функцию, или при метафорическом и символическом словоупотреблении приобретают отрицательную или ироническую экспрессию. Северянин же в этом стихотворении предлагает новое семантическое наполнение с положительной экспрессией: животные — друзья, вышедшие на прогулку. На контекстное значение слов указывает их окружение: слова с положительной экспрессией (узорчатая греза, шествуют дружно, дружба) и с оценочной семантикой (прелестно, чудо, божественно-непостоянное).

Изменение семантики и структуры тропов, приемов их введения в текст — показатель творческой эволюции И. Северянина. Его раннее творчество перенасыщено яркими, запоминающимися образами, эстетическая функция выполнялась в ущерб остальным. Стихи 1920-х — 30-х гг. демонстрируют некоторое снижение стиля, уменьшение количества приемов создания образности и меньшее разнообразие их форм, что компенсируется большей глубиной, социальной и философской значимостью содержания. Однако ряд особенностей — неожиданность словоупотребления, смелое использование окказионализмов, сниженной и высокой лексики — остаются на протяжении всего творчества поэта неизменными и могут быть определены как постоянные эстетически значимые компоненты идиостиля.

Примечания

1. Популярность поэзии И. Северянина сравнима с популярностью романов «Санин» М. Арцыбашева, «Дух времени» и «Ключи счастья» А. Вербицкой, «Люди» А. Каменского, «Гнев Диониса» Е. Нагродской. Сходство обнаруживается и в плане эстетики: «Эстетика бестселлеров <...> основана на декларируемом и реализуемом принципе, утверждающем Красоту как всемогущую силу, которая тотально торжествует и царствует в вымышленном романном пространстве» [Грачева 2000]

2. Более подробный анализ обеих тенденций представлен в статье Матвеевой Е.Н. «Поэзия Игоря Северянина как отражение эстетического эклектизма и эстетического синтетизма эпохи» [Матвеева 2004г].

3. О затрудненности восприятия иронии И. Северянина свидетельствуют упреки критиков в пошлости и дурновкусии: «Нов он тем, что первый из всех поэтов он настоял на праве поэта быть искренним до вульгарности» (Н. Гумилев), «Принимая во внимание дурной вкус стихотворца, мы более чем сомневаемся, чтобы из «гения Игоря Северянина» выработался настоящий поэт» (А. Полянин), «Скучно имитировать себя самого, и от этого меркнут в стихах Северянина краски, тускнеют образы, самый словарь его, прежде поражавший неожиданной меткостью, звучит теперь только нарочитой изломанностью» (Вл. Ходасевич) [Игорь Северянин 2003].

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.