2.4. Реализация эстетических значений в функционально-семантическом поле «растение»
Растение — одно из наиболее эстетически значимых понятий в творчестве поэта и традиционный поэтический образ. В «Словаре языка поэзии» выделено 47 образных парадигм для цветка [Иванова 2004: 592—598], 31 — для дерева [Иванова 2004: 130—135] и 19 — для травы [Иванова 2004: 572—574]. В эстетическом значении лексем цветок или дерево, а также названий видов растений можно выделить общепоэтическую составляющую, проявляющуюся в текстах разных авторов, и индивидуальную, уникальную для данного автора. Например, соотнесение цветка с предметом посуды (бокал, бокальчик, кубок, стаканчик, чаша, чашечка, фиал) зафиксировано в текстах многих поэтов и, следовательно, может считаться традиционным поэтическим значением. Представление растения как музыкального инструмента, звучащего предмета (лютня, колокольчик, бубенчик) или музыки (пение, мелодия, мотив) отмечено только у И. Северянина, поэтому оно является характерной чертой его идиостиля. В художественной коммуникации единицы поля флористики многофункциональны, они могут выполнять функции номинации, символизации (в том числе обращение к «языку цветов» — традиционной невербальной знаковой системе) или эстетического воздействия. В поэтической традиции растение — многоплановый символ, обладающий широкой парадигмой культурных значений. Для И. Северянина растение — текстовый знак, включающий традиционно-поэтические и индивидуально-авторские значения и взаимодействующий с компонентами многих полей.
ФСП «Растение» в произведениях И. Северянина состоит из трех относительно автономных неоднородных полей — «Дерево», «Трава» и «Цветок» (включает цветущие деревья). Структура каждого поля включает ряд ядерных лексических единиц — обозначений растений — и весьма обширную периферию, выявляемую анализом синтагматических отношений и ассоциативных рядов.
Ядро каждого ФСП составляют само заглавное слово (цветок, дерево) и названия видов растений, каждое из которых может быть выделено как отдельное микрополе. Объем микрополей и их эстетическая значимость различны, о чем свидетельствует частотность словоупотребления: каждое упоминание определенного растения выполняет эстетическую функцию. Наиболее важными для И. Северянина цветами являются сирень (89 словоупотреблений), роза (58), лилия (37), фиалка (31), ландыш (30), вербена (вэрвена) (20), жасмин (19), яблоня (19), незабудка (12), мимоза (11), черемуха (10), цитрусовые растения (10). Менее частотны мак, василек (9), ирис, маргаритка (8), хризантема, левкой, одуванчик, лен (7), лютик, душистый горошек, абрикос, акация (6), слива, подснежник, гиацинт (5), кактус, крокус (4), гвоздика, анемон, резеда, ромашка, клевер (3), тюльпан, цикламен, нарцисс, виктория, астра, чертополох, цикорий, колокольчик, вишня, кизиль, гранат, магнолия, миндаль (2). Единичны употребления названий шиповник, анютины глазки, барвинок, вереск, дурман, азалия, георгин, флокс, эдельвейс, камелия, орхидея, гортензия. В поле «дерево» значимость распределяется следующим образом: сосна (40 словоупотреблений), береза (25), липа (22), клен (20), ель (19), кедр (12), дуб (9), рябина (8), ракита, ива, пихта, пальма (7), ольха, осина (6), орех, ясень (3), кипарис, лиственница, маслина (олива), барбарис, смородина (2); единичны упоминания бука, груши, боярышника, пинии, ветлы, чинары, лавра, тополя. Частотность употребления и количественный состав поля «Трава» значительно меньше, что свидетельствует о меньшей его эстетической значимости для поэта: камыш (9 словоупотреблений), тростник (8), папоротник, полынь, крапива (2), бурьян, медуница, валериана, причем наиболее употребительные единицы находятся на пересечении с ФСП «водное пространство», приобретая эстетическое значение во взаимодействии с его компонентами.
Единицы поля флористики приобретают контекстные эстетические значения, определяемые как поэтической традицией, влиянием символической системы, так и авторской интенцией. Степень окказиональности, авторской окрашенности разных микрополей различна и не находится в прямой зависимости от их обширности. Так, в микрополе «роза» значения ядерного слова и его контекстное окружение в целом укладываются в поэтическую традицию: символ любви (я полюбил ее зимою и розы сеял на снегу; с тайной розой, с красной грезой, с бирюзовою грозой; увяли в сердце розы; отчего же двум розам вблизи не цвести, лепестками — «люблю» шелестя?; разделим свою любовь, как розы — в вазе; твои поцелуи похожи на розу), смерти (Помнишь розы из кисейной бумаги? О живых ни полслова у могильной плиты!; темнеет небо, и вянут розы) и бессмертия (ты — озарительная льдина с живыми розами Христа). Роза в прическе (головном уборе) восходит к средневековой иконографии, изображавшей с розовым венком на голове деву Марию, и символизирует молодость и невинность (с белорозой в блондных волосах; с чайной розою в черной фетэрке ты — бессмертница! ты — всемирница; букеты левкоев и палевых роз, казалось, цвели на прическе). Подчеркнуто неоригинальные рифмы также указывают на традиционность образа: розы — грозы, слезы, роз — слез, мороз, роза — грёза.
Микрополя других растений, напротив, ярко индивидуальны. Например, вербена в восприятии поэта ассоциируется с морем, их запахи воспринимаются им как сходные, и образы сходства эксплицируются разнообразными средствами: у моря с запахом вервэны; как пахнет морем от Вервэны и устрицами, и луной; откуда-то веет вервэной, излученной и моревой; облита волной вервэновой, луной и морем вея. Сопутствующие обонятельному образу зрительный (луна) и звуковой (пение соловья) составляют синэстетический образ авторского восприятия цветка: выбрасывает мне волною вервэну, трелящую соловьем и упояющую мозг луною; благоухающая вся луною и упояющая соловьем, она владычествует надо мною. В других текстах ядерное слово приобретает значение «аромат духов» с положительной эмоциональной коннотацией: флакон вервэны, мною купленный, ты выливаешь в ванну; изысканный шедевр Guerlain'a — вервэна — в воздухе плывет.
Единицы микрополей вступают в окказиональные парадигматические отношения, обусловленные контекстными эстетическими значениями. Сходство синтагматических отношений, включенность в ряды однородных конструкций и аналогичные образные парадигмы указывают на семантическое тождество, позволяющее нам делать выводы о контекстной синонимии. Противоположность эстетических значений, экспрессивной окраски и эмоционального восприятия являются показателями антонимии.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |