2.3.3. Микрополе «озеро»

Микрополе «озеро» представлено в меньшем количестве текстов И. Северянина, однако имеет более выраженную структуру.

Ядро микрополя — слово озеро и ряд топонимов: Байкал, Чудское; Аилик, Акна, Ахвен, Изана, Конзо, Кульп, Куртна, Лийв, Нин, Ноот, Нымэ, Орро, Пан, Пиен, Рэк, Сэрг, Ульястэ (названия эстонских озер функционируют в поэтических циклах «У моря и озер», 1923—1929, и «Озеро Ульястэ», 1923). В

отдельных случаях топоним представлен в латинской литерации — Uljaste, что, по-видимому, является средством передачи местного колорита.

Ближнюю периферию составляют узуальные и окказиональные деривационные производные от ядерного слова, являющегося активной производящей основой в идиолекте И. Северянина: озерко, озерцо, озерный, озеровый, приозерный, надозерный, озероносный, влекуще-озерно-лесной, озерность, зеркалозеро, озерзамок.

Отношения смежности представлены достаточно обширно, нами было выделено 11 лексико-семантических групп (ЛСГ), состоящих из относительно однородных элементов, связанных парадигматическими отношениями. Эти компоненты входят также в смежные функционально-семантические поля. Количественный и качественный состав ЛСГ варьируется в зависимости от периода творчества и аспекта образа, поскольку различны художественные задачи: изображение реального объекта, передача эмоций или же экспликация индивидуальной картины мира.

Эстетическая функция единиц, рисующих конкретный образ, — создание достоверной картины озерного пейзажа, который хорошо был знаком поэту, а их коммуникативная значимость — передача этого образа читателю. Обращает на себя внимание «непоэтичность» большинства слов — отсутствие традиции употребления их в поэзии, но Северянин осознанно избегает слов с высокой окраской, поэтических штампов ради правдивости картины и живого, непосредственного общения с читателем. В создании обобщенного образа участвуют в основном обычные поэтические средства, имеющие давнюю традицию функционирования в лирике и не несущие отпечатка личности автора, особенностей его идиостиля. В единицах, формирующих мифопоэтический образ, очевидна условность и неконкретность в значениях слов, индивидуальность словоупотребления.

Ряд ЛСГ, связанных с ядерной единицей отношениями смежности, неоднородны по своему компонентному составу. Так, ЛСГ «время» состоит из следующих подгрупп:

— время года — год, осень, зима, весна, месяц, май, июнь, июль;

— время суток — день, ночь, вечер, закат, сумерки, восход, рассвет, заря, мрак, тьма;

— временные промежутки — месяцами, раз в месяц, с утра до заката, от зари до зари, часами.

Слова, входящие в первые две подгруппы, наделены только прямым конкретным значением, включая и мрак — «отсутствие света», т.е. ночь, тогда как вошедшие в третью имеют условное значение «долго, на протяжении длительного промежутка времени». Синтагматические отношения выявляются в описании озера в следующих ЛСГ:

— «форма»: продолговатое, круглое, длинное, узкое, капризных очертаний, крутобрегое;

— «размер»: небольшое, большое, ширь, бездонное;

— «особенности»: лесистое, дикое, прозрачное, безрыбное.

Занятия человека описаны в двух аспектах:

— физические занятия: купанье, прогулка, отдых; плыть, идти, сидеть, рыболовить;

— поэтическая деятельность: песни, стихи, поэзоконцерт, вдохновение; песни создавал, писать варьяции, петь элегии, романсы, отдаться музе.

Характерными для идиостиля И. Северянина единицами представлено ЛСГ «цвет», входящее как в ближнюю, так и в дальнюю периферию микрополя в силу своей неоднородности. Собственно цветообозначений немного: голубой, зеленый, спокойно-синий, белый, фиолетовый, сиреневый, коричневый, серый, блеклый, синь, просинь, прозелень; в ряде случаев цвет воспринимается как процесс: сизеет, синеет, лиловеет, лучисто голубея, краски загорались и гасли. Поэтическая палитра богата и эмоциональна.

Наиболее обширна дальняя периферия, в которую входят ассоциативные поля, включающие экспрессивные единицы и тропы.

Свойства озерной воды описаны преимущественно единицами в метафорическом значении: свежая, тинистая, нежная, хрустальная, опрозраченная, емкая, примиряющая, звездоносная, неиссячная, влекущая; единиц в прямом значении меньше: питьевая, сырая, ключевая. Состояние озера также передается образно: сонные струи, сонно-нежное, безмятежное, печальное, блещет, дремлет, пелена, гладь, зеркало. В метафорических значениях использованы слова пряди — «рябь на воде, напоминающая развевающиеся волосы», чешуйка — «рябь, по форме и блеску напоминающая чешую рыбы».

Цвет озера передан в большинстве случаев через фигуры сходства, эксплицирующие образные парадигмы «озеро → цветок»: васильковый, лимонный; «озеро → металл»: золотой, сталь, сталь-синий, серебряный, бронза; «озеро → драгоценность»: топазный, сапфирный, лазурный, малахитовый, малахит, изумрудье, бирюза, янтарь, опал.

Ассоциативное поле «звук» состоит из двух частей: общее состояние (тишина, безмолвие, вдали от шума и гама) и отдельные звуки, нарушающие тишину (церковный звон, колокол, поющие, музыкально говорящие, звончатый ландыш, бубенчик-ландыш, шелестят озера, зашептался камыш, хлюпанье, плеск). И то и другое эмоционально противопоставлено неприятному, с точки зрения поэта, шуму города.

Обилие экспрессивных единиц, описывающих эмоциональное состояние лирического героя, определяется высокой эстетической и идейной значимостью для поэта созданного им образа и необходимостью в ходе художественной коммуникации транслировать это восприятие читателю. Преобладают положительно окрашенные единицы: забвенье, смирение, мечта, грезы, томление, сон (сонь), отдых, покой, успокоение, бездумное упоенье, радостно, бодро, легко, соблазн, излечит, станешь человечнее, мечтательней, мягче, склонен благоговейно, блаженство, восторг, страсть, слиянье с природой, неясность, счастье, счастлив, люблю, победа. Однако в нескольких случаях проявляется и отрицательная экспрессия: печаль, грусть, грустыня, горесть, слезы, жуть, страх, лень, тоска, ревность, мечты отусклены, оплакивать, ошалеть, скорбеть, топить бессилие, гибельно, поэтова могила, труп мой в озеро спусти. В отдельных случаях экспрессия амбивалентна, двойственна: чарующая тоска, сроднился с тоскою, рыданья хохот, смеялся навзрыд. Эмоциональную основу имеет и ЛСГ «ощущение мира» — одиночество, безлюдье, простор. Следует отметить, что слово простор использовано поэтом в его узуальном значении — свобода, раздолье — с сохранением положительных коннотаций, а слова «одиночество» и «безлюдье», сохраняя свои значения («состояние одинокого человека», «отсутствие людей, пустота»), лишаются обычной для их узуального употребления отрицательной экспрессии. Эта трансформация не связана исключительно с исследуемым функционально-семантическим полем, но прослеживается на протяжении всего творчества поэта, особенно в противопоставлении пространства города и природы.

С эмоциональным переживанием связана ЛСГ «оценка озера». Поэт дает две оценки тому, что он видит: эмоциональную, основанную исключительно на переживании — храм, святое море, очаровательное, чарованье, пресветлое, божество, благодать, завлекающая глубина, пленительно, блаженная умудренность, как в сказке, глаз голубой божества, жизнь на озере — как сон — и эстетическую, определяющую соответствие пейзажа его эстетическому идеалу — красота, красиво, строгая красота, простота, большое и красивое, миловидное, украшенье лесов. В стихотворении «Ульи красоты» (1923) для передачи оценки используется игра слов, основанная на созвучии — ульи Ульястэ, где ульи употреблено в значении «большое скопление чего-либо (разг.)», в данном случае — красоты. Обе оценки только положительны, что еще раз подтверждает тезис о важности образа озера в творчестве И. Северянина и функционально-семантического поля «озеро» в его поэтическом тезаурусе.

На периферии микрополя «озеро» находится опосредованно связанное с эмоциональной оценкой ассоциативное поле «рыбалка»: рыболовить, удильщик, удочка (спасительная), удилище, поплавок, крючок, леска, черви, клюет, клев, подсечка. В языке эти слова экспрессивно нейтральны и лишены эстетичности, однако для И. Северянина рыбалка была одним из любимых занятий, и в его стихотворениях все, что к ней относится, поэтизируется. Эстетизация слова, превращение его в законченный поэтический образ достигается за счет необычных сочетаний слов: удочка — невесомая, спасительная, поплавок ворожит, олицетворений, как, например, в стихотворении «Моя удочка» (1927):

Эта удочка мюнхенского производства,
Неизменная спутница жизни моей,
Отвлекает умело меня от уродства
Исторических — и истерических! — дней.

Эта палочка тоненькая, как тростинка,
Невесомая, гибкая, точно мечта,
Точно девушка, — уж непременно блондинка, —
Восхитительные мне открыла места.

Олицетворения создаются при помощи номинативных сочетаний: неизменная спутница; подруга; глагольных сочетаний: наклонясь над водой и любуясь собою; изгибает стан и выпрямляется, становится довольной; сравнений: тоненькая, как тростинка; невесомая и гибкая, точно мечта; точно девушка-блондинка; нежно взяв в руки и мягко лаская, как возлюбленную. Местоимение мы, указывающее на равноправие субъектов, также является средством олицетворения: мы идем с нею долго; мы безмолвный устраивать любим привал. Описание рыбалки предельно эстетизировано и эмоционально, оставаясь при этом правдоподобным. Дополнительную экспрессию образу придают антитезы: рыбалка вызывает эстетическое наслаждение как служительница красоты и одновременно дает пропитанье, удочка олицетворяется и одновременно подчеркивается ее рукотворность — мюнхенского производства. Словесная игра исторических — и истерических! — дней также является компонентом антитезы красоты природы и уродства человеческого общества, что является одной из постоянных идей творчества И. Северянина.

Таким образом, в создании образов озер И. Северянин использует разнородные лексические средства, различающиеся по степени конкретности значения и эмоциональности, как традиционно-поэтические, так и собственные, приобретающие эстетическую значимость в самом контексте. Рассмотрим взаимодействие этих средств на примере стихотворений «На грустном озере» (1936) (конкретный образ), «Слезы мертвых ночей» (1928) (обобщенный образ) и «Поэза рыбной ловли» (1916) (мифопоэтический образ).

Стихотворение «На грустном озере» посвящено озеру Ульястэ — одному из наиболее эстетически значимых природных объектов.

В этой местности вечно печально,
Уж когда б я в нее ни попал.
Дремлет озеро первоначально
И луны озыбляет опал.

И поросшие соснами горы
(Берега ведь гора на горе!),
Глазки клюквы в болотном просторе
И морошка в живом янтаре,

И к раките подплывшая тихо
И смотрящая из глубины,
Ключевой и прозрачной, лещиха — Все печальной полно тишины.

Десять лет я на озере не был,
И опять потянуло к нему
От прогорклого в городе хлеба
В зимних сумерек серую тьму.

Эмоциональная доминанта стихотворения обозначена трижды — в названии и повтором слова печальный в значении «вызывающий, навевающий печаль, грусть». Эмоционально окрашены и поддерживают доминанту обозначения времени (зимние сумерки, тьма), звука (тишина, тихо), цвета (серая тьма), состояния озера (дремлет). Однако обилие конкретных, «непоэтических» слов в описании пейзажа (горы, сосны, болотный простор), растительности (клюква, морошка, ракита) и обитателей озера (лещиха) создают образ пространства, полного жизни и скрытой энергии, что подчеркнуто метафорами опал луны, глазки клюквы и морошка в живом янтаре, вносящими в цветовую гамму стихотворения яркие цветные штрихи. Сталкивая два разных восприятия одного объекта, поэт приходит к выводу о привлекательности этого озера для себя — потянуло к нему, и в последней строфе экспрессия меняется: грустное озеро приятнее города для лирического героя, не считающего одиночество и тишину непригодным для жизни состоянием.

В стихотворении «Слезы мертвых ночей» доминантной является ЛСГ «происхождение озера», основанная на синонимической парадигме, — озеро из слез, наструено, накоплено, наплакано, наслезено. Созданные по одной модели с узуальным наплакано новообразования наструено, накоплено, наслезено служат для передачи душевного состояния героини, являющегося эмоциональной доминантой стихотворения.

Однажды осенью, совсем монастырскою осенью,
Когда в грустнеющей и шепотной просини вод
Успокоение, плыла Она в лодке по озеру,
Был день Успения и нежное в нем торжество.

О, слезы женские! Все озеро вами наструено.
Из глаз монашеских накаплено до берегов.
Оно наслезено, — в нем просто воды нет ни дюйма.
Оно наплакано монахинями глубоко.

И этой девушкой, что плавала грустно по озеру,
Весло опущено не в воду, а в слезы всех тех,
Кто жизнь оплакивал всю жизнь — и весною, и осенью, —
Кто в ночи мертвые о грешной вздыхал суете...

Семантической доминантой текста служат слезы, печаль которых дополняется эмоционально окрашенными словами: осень (время увядания), ночь (время темноты), монастырь (закрытое, уединенное место), мертвый, грешный, суета, вздыхать, оплакивать. Образ озера из слез, вобравшего в себя печаль монахинь, в финале разворачивается в образ скорби о напрасной и бесплодной жизни.

В стихотворении «Поэза рыбной ловли» (1916) очевидны условность и неконкретность семантики, индивидуальность словоупотребления, характерная для мифопоэтического образа:

И крапчатых форелек, и пильчатых стерлядок
На удочку искусно вылавливать привыкла
  Королева Миррэльская.
И до луны июльской, сообщницы загадок,
Когда ее сиянье острит у кедра игры,
  Веслит лодка карельская.

Каждое слово становится предметом нарочитой эстетизации, любования поэта сочетанием разнородных элементов. Фантазийные образы королевы и фрейлины с экзотическими именами становятся еще нереальнее на фоне описания рыбалки, столкновение «высокого» и «низкого», конкретного и абстрактного подчеркивает условность, невоплотимость образа: и крапчатых форелек, и пильчатых стерлядок <...> вылавливать привыкла королева Миррэльская; сидит она на лодке в бездумном упоеньи, рыбной ловлей волнуема; поплавок сапфирный. В тексте автор намеренно размывает грань между отражением реальности и художественным вымыслом, подчеркивает двойственную природу Миррэлии, причудливо сочетающей черты реального мира и мифа: Полустрана, полувиденье! В тебе лишь ощущаю я Земли небесное волненье...

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.