«Новоявленный Петрарка»
Август—сентябрь 1915 года Северянин, Елена Семенова и дочь Валерия проводят в поселке Тойла (Эстония). Стихи этого времени вошли в сборник «Тост безответный» (1916), обращенный к Тринадцатой и потому последней. В издательстве В.В. Пашуканиса выходит первый том «Собрания поэз» Игоря Северянина — «Громокипящий кубок» в количестве 3500 экземпляров (восьмое издание). В московском книгоиздательстве «Наши дни» в конце 1915 года — пятая книга поэз Игоря Северянина «Поэзоантракт» в количестве 2200 экземпляров, а вскоре и второе издание в количестве 1980 экземпляров. Начиная с восьмого издания «Громокипящего кубка», дается реклама издательства В.В. Пашуканиса, в частности, книги «Критика о творчестве Игоря Северянина» (1916).
Рецензент «Тоста безответного» Леонид Фортунатов констатирует в статье «Куплетист на Парнасе»:
«Изумительная продуктивность, редкая производительность, исключительная трудоспособность отличают Игоря-Северянина. Такой молодой, а уже 6-й (прописью — шестой!) том стихов преподносит читающей публике.
Вчитываешься, одну за другой перелистываешь страницы изящно изданного шестого тома. Хочется найти хоть несколько настоящих стихотворений, хоть одно бы, хоть несколько строф, рожденных подлинным вдохновением и идущих от сердца к сердцу. <...> Но как пристально ни вчитывайся, и при наилучшем, наиболее доверчивом и любовном отношении к поэту — ничего не найти на унылых страницах шестого тома Северянина».
Давая уничтожающие оценки очередной книге Северянина, улавливая свойственные поэту диссонансы, Фортунатов называет ее автора то лысым и почтенным (иногда добрым) бухгалтером, то «новоявленным Петраркой наших дней». Вместо искренности видит в его стихах «похвальную откровенность», с которой поэт «рассказывает о себе все, что возможно.
Мы узнаём даже и о том, как велик темперамент поэта и его гвардейская правоспособность:
Как солнце восходит раз (!) в сутки,
Восходит в крови моей страсть...»
Так же убийственно иронично описано издание и тираж шестого тома, данные на обложке: «Бумага для этого издания изготовляется по специальному заказу. Шестого тома выпускается 6500 экземпляров: 500 нумерованных на александрийской бумаге в переплетах из парчи. 3000 в обложке работы Д.И. Митрохина и 3000 в обложке работы Н.И. Кульбина».
Добавим, что в составе каждого тиража издания «Собрания поэз» (в том числе 1916 и 1918 годов) также вышло по 500 экземпляров на александрийской бумаге в переплетах из парчи синего и темно-красного тона, с портретом автора. Это уже стало традицией после издания «Громокипящего кубка».
В ноябрьском номере «Свободного журнала» публикуется отрицательная рецензия на «Поэзоантракт»: «Всем поэтам свойственно писать вначале плохие стихи, но то обстоятельство, что Северянин, еще ничего не дав по существу, уже роется в хламе детства, свидетельствует или о том, что у поэта нет впереди ничего, или о том, что у него слишком много "экспансивного" самомнения».
Своей Тринадцатой Северянин назвал актрису Марию Васильевну Домбровскую (в замужестве — Волнянская; 1895 — после 1922), сразу как только познакомился с ней 18 февраля 1915 года во время гастролей в Харькове. Как раз в это время поэт готовил к печати очередное восьмое издание своего «Громокипящего кубка». В посвящении к изданию (в составе «Собрания поэз», 1-е издание) Северянин написал:
«Эта книга, как и все мое Творчество,
посвящается мною Марии Волнянской,
моей тринадцатой и, как Тринадцатая, последней.
Эст-Тойла. Лето 1915 г.».
Посвящение Тринадцатой и Автопредисловие были воспроизведены в девятом и десятом изданиях, также опубликованных в составе «Собрания поэз».
Лариса Рейснер писала о посвящении восьмого издания «Громокипящего кубка» Тринадцатой, которого не побоялся «утонченный гурман» Игорь Северянин:
«Никто не увидел пошлости в этом посвящении, не нашел ее в фиалково-лимонном гареме, которым Северянин окружил свою Тринадцатую. Тем охотнее нашли скабрезность в задыхающихся стихах Маяковского. Его печальные многоточия, в которых больше ярости, чем желания, просмаковали вполне напоминая о цензурных многоточиях в поэме "Облако в штанах". — Никто не захотел увидеть главного, чего нет и не было у Северянина, несмотря на эго-экстазы, груди-дюшесы и захмелевшие цветы: Любви.
А между тем, где ее больше, громадной, нежной, чем в книге, которая называется "Маяковский"».
Мария Домбровская становится гражданской женой поэта и под именем Балькис Савская, которое взяла своим сценическим псевдонимом, выступает с ним на его вечерах. Северянин стихами отмечал ежегодно дату их встречи. Поэт называл свою возлюбленную Балькис Савская в честь героини романа Мирры Лохвицкой «На пути к Востоку» (1897), который считал шедевром.
В программе поэзовечера в Петрограде в зале городской думы 5 и 12 августа 1916 года значатся: «доклад "Поэт вселенчества (О творчестве Северянина)" — читает Георгий Шенгели. Новые поэзы исполняет Северянин». В последнем вечере с чтением поэз Северянина выступает Балькис-Савская (М.В. Домбровская).
Игорь Северянин не только придумывает возлюбленным красивые имена, но и предсказывает их появление в своей жизни. Рисуя образ идеальной возлюбленной в стихотворении «Тринадцатая», написанном в сентябре 1910 года, поэт предвосхищает встречу с женщиной, которая произойдет почти через пять лет...
У меня дворец двенадцатиэтажный,
У меня принцесса в каждом этаже.
Подглядел — подслушал как-то вихрь протяжный, —
И об этом знает целый свет уже.
. . . . . . . . . .
День и ночь хожу я, день и ночь не сплю я,
В упоенье мигом некогда тужить.
Жизнь от поцелуя, жизнь до поцелуя,
Вечное забвенье не даёт мне жить.
. . . . . . . . . .
Но бывают ночи: заберусь я в башню,
Заберусь один в тринадцатый этаж,
И смотрю на море, и смотрю на пашню,
И чарует грёза всё одна и та ж:
. . . . . . . . . .
Хорошо бы в этой комнате стеклянной
Пить златистогрёзый чёрный виноград
С вечно безымянной, странно так желанной,
Той, кого не знаю и узнать не рад.
. . . . . . . . . .
Скалы молят звёзды, звёзды молят скалы.
Смутно понимаю тайну скал и звёзд, —
Наполняю соком и вином бокалы
И провозглашаю безответный тост!..
«Придворный гарем» в «родной Арлекинии», описанный в стихотворении «Тринадцатая», поразил воображение критиков. К.И. Чуковский писал: «И странно: тебе это шло, тебе это было к лицу, как будто ты и вправду инкогнито — принц и все женщины — твои адалиски. <...> Я каждую женщину хочу опринцессить! — таков был твой гордый девиз». И не только шло, образ предсказывал и мистически влиял на реальную жизнь.
Так Игорь Северянин предсказал не только имя, но и суть своих отношений с одной из любимых им женщин. Он обожествлял и воспевал ее, семь лет они были вместе, но свою любовь поэт считал неразделенной. «Тост безответный» — так назвал он посвященную ей книгу. Накануне Февральской революции Северянин уехал выступать на Кавказ. Поэзовечер в Батуми проходил в Железном театре:
Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.
Моя любимая, разделим
Свою любовь, как розы — в вазе...
Ты чувствуешь, как в этой фразе
Насыщены все звуки хмелем?
Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.(«Кавказская рондель»)
Поэт выступал в Кутаиси в Городском театре по той же программе, в Тифлисе в зале Музыкального училища, в Баку в Театре братьев Маиловых.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |