4.1. Семантическое пространство и слово
Семантическое пространство является воплощением мотивов, намерений и интенций его автора. То есть языковая личность, в нашем исследовании, творческая, представляет собой важнейшее звено в исследовании текста, и психологический аспект анализа текста является не менее важным, чем лингвистический.
Производитель текста создает свой личностный продукт со своими личностными психическими особенностями, которые нельзя не учитывать. Оппозиция поэт — текст исследована В.Н. Топоровым, утверждающим, что «присутствие «психофизиологического» компонента в виде определенных его следов в самом «поэтическом» тексте открывает редкие возможности для решения многих существенных вопросов, относящихся к широкой теме культуры и природы, и, в частности, вопроса о докультурном субстрате «поэтического» и вопроса «обратной» реконструкции психофизиологической структуры творца по ее отражениям в творении — в тексте» (Топоров, 1995, 429). Это утверждение актуально и применительно к творчеству Северянина, имя которого наиболее ярко вошло в историю русской лирики как одно из принадлежащих «серебряному веку» имен. Однако в истории этой оно было связано как с полускандальной репутацией шумно известного эстрадного поэта, писавшего свои манерные «поэзы» на потребу невзыскательному обывателю начала века, так и с трагической поэтической судьбой полузабытого поэта-эмигранта с ярким музыкальным лирическим даром. В судьбе Игоря Северянина «сошлись» противоречия эпохи как отражение драматических и трагических путей России XX века.
В текстах Северянина отражается специфика его мышления: выход изначальной естественности жизнеощущения (глубинных психофизиологических порывов) из подсознания непосредственно в текст. Специфика творческого порыва (понятие, принятое в когнитивной лингвистике) в текстах Игоря Северянина диктуется мгновенными впечатлениями, стремлением передать их публике (читателю и слушателю), то есть самовыражением как способом существования. Например, О. Мандельштам применительно к поэзии Данте определял это явление так: «Поэтическая материя существует только в исполнительном порыве» (Мандельштам, 1990, 254).
Поэтические тексты Северянина строятся на диссонансе конкретного мира природы и «грезового» мира человеческой мечты. Поэтому северянинские образы, выведенные из глубин подсознания, поддаются более эмоциональному объяснению, чем рациональному, отличаются повышенным эмоциональным напряжением и либо фиксируют живописную картину мира, либо выражают самооценку или оценку лирического героя. «Текст представляет мир авторского творения, близкий к миру действительному, но практически духовно освоенной и смоделированной им реальности» (Диброва, 1998, 250). Для поэтических текстов Северянина поэтому характерна повышенная смысловая плотность, объединение в одном контексте лексических значений разных слов, дифференциация семем которых исчезает и создается единая смысловая атмосфера текста:
Природа всегда молчалива,
Ее красота в немоте.
И рыжик, и ландыш, и слива
Безмолвно стремятся к мечте.
Остро ощущаемая поэтом дисгармония мира человека и мира природы приводит к попыткам их вербального объединения в пространстве микротекста. Причем лексико-семантические группы растений и цветов, а иногда и зоонимов создают внешне предметную мозаичность семантического пространства текстовых фрагментов. Персонификация предметных образов, в нашем примере весьма далеких друг от друга — гриб, цветок, плодовое дерево — осуществляется через связь с семантикой действий и признаков человека, оцениваемых автором как гармоничные, вызывающие одобрение: молчание, немота, безмолвие, мечта. Таким образом, в «тесном пространстве стихового ряда» (термин Ю. Тынянова) мир природы и мир человека «сливаются», взаимодействуя друг с другом.
В поэтических текстах Северянина наблюдается характерная для всех лирических произведений тенденция к предельной насыщенности, которая реализуется во внутренней структуре лирических стихотворений — в композиционных приемах, в семантической наполненности стихотворных рядов и составляющих их языковых единиц. На этом фоне неизменно возникает проблема соотношения в текстах значений и смыслов отдельных слов и словосочетаний. «Смысл слова представляет собой совокупность всех психологических фактов, возникающих в нашем сознании благодаря слову. Значение... есть тот неподвижный и неизменный пункт, который остается устойчивым при всех изменениях смысла слова в различном контексте ... слово, взятое в отдельности и в лексиконе, имеет только одно значение. Но это значение есть не более как потенция, реализующаяся в живой речи, в которой это значение является только камнем в здании смысла» (Выготский, 1982, 369).
Именно в семантическом пространстве художественного текста слово переживает семантическую динамику, приобретая в зависимости от коммуникативных намерений автора, его эмоциональных переживаний и когнитивных ценностных отношений различные значения, расширяя или сужая свой смысл, сочетаясь с «несочетаемыми» словами: вздохи левкоев, фиалковый ликер, жасминовые ночи, лазурные розы; эффективные нервы, благоуханный дневник и т.д. Отдельные слова употребляются в текстах Северянина одновременно в нескольких значениях (см. анализ слова «марионетка»), что влечет за собой создание новых смыслов и позволяет демонстрировать столь характерный для творчества поэта прием наложения нескольких семантических характеристик на одно слово.
Поэтому для исследования поэтики Северянина немаловажно понятие диффузности слова. На наш взгляд, именно благодаря этой способности одно и то же слово в оценочном высказывании занимает различные позиции: оценочного субъекта, оценочного объекта, оценочного предиката, мотива оценки.
Диффузность слова понимается как «взаимопроницаемость его отдельных значений в некоторых контекстах, то есть своего рода нейтрализация присущих им особых дифференциальных признаков. Значения многозначного слова находятся в отношениях комплементарной дистрибуции (дополнительного распределения) друг к другу, то есть различных лексико-семантических позициях» (Шмелев, 1973, 79). Признак диффузности может проявляться в случае тематической общности слов, что особенно характерно для лирики Северянина. В поэтических текстах такое совмещение значений создает эффект смысловой емкости, смысловой многоплановости. Этот эффект способствует появлению у внешне «безоценочных» слов оценочных и эмоциональных коннотаций, по выражению Мандельштама, «призвуков и присмыслов» (Мандельштам, 1990, 239), детерминирующих также особую лексико-семантическую сочетаемость слов:
Влекусь рекой, цвету сиренью,
Пылаю солнцем, льюсь луной,
Мечусь костром, беззвучу тенью,
И вею бабочкой цветной(«Эгофутуризм»)
Прием аперсонификации в данном тексте олицетворяет слияние человека с природой, «перевоплощение» личности, реализуемое ключевыми словами поэтики Северянина (светило, вода, цветок, огонь). Семантика ключевых слов изменяется по сравнению с прототипическим словарным значением из-за того, что для поэзии типично «сдвинутое, осциллирующее употребление», «поэтическая игра, как световая иллюминация, строится сразу на нескольких вспыхивающих одновременно или одно за другим значениях» (Апресян, 1994, 89)
Специфическая для идиостиля Северянина мозаичность семантического пространства поэтических текстов оправдана одним из лозунгов эгофутуризма, им провозглашенных: смелые образы, эпитеты (ассонансы, диссонансы). Регулярность персонификаций и аперсонификаций базируется, на наш взгляд, на втором лозунге «новой» поэзии: самоутверждение личности.
Смысловая несовместимость слов (солнечная тоска, сиреневый ноктюрн, сочный вечер, бриллиантовый трепет и мн. др.), использование ключевых слов как «маски» семантического предиката (...ах, я — фиалка.., Индейцы — точно ананасы, и ананасы — как индейцы... и др.) с очевидным диффузным значением слов свидетельствует о диффузном характере шкалы оценок поэта, о регулярном взаимопроникновении семи символических элементов в его поэтическом речемышлении и вызываемом ими эмоциональном напряжении (Маркелова, 2000, 15):
— очень хорошо — довольно хорошо — нормально — плохо — довольно плохо — очень плохо
— восторг — радость — удовольствие — безразличие — неудовольствие — возмущение (гнев, презрение).
В поэтической коммуникации диффузия оценочных значений репрезентируется иронической оценкой: передачей неодобрения, порицания, осуждения с помощью слов и конструкций с внешне положительным знаком отношения: одобрением, похвалой, комплиментом-лестью:
О, бездна тайны! О, тайна бездны!
Забвенье глуби... Гамак волны...
Как мы подземны! Как мы надзвездны!
Как мы бездонны! Как мы полны!
Ироническое отношение автора убедительно доказывается анализом языка Северянина поэтом и критиком В. Ходасевичем: «На самом-то деле мы не очень надзвездны, не очень подземны и не очень бездонны, а просто нас укачал автомобиль и только что выпитый ликер, и у нас кружится голова. И в эту самую минуту, когда мы уже готовы признать фешенебельное прекрасным, а элегантное — высоким, сам Игорь Северянин вдруг останавливает наш комфортабельный лимузин и с брезгливым лицом объявляет: «Гнила культура, как рокфор» (Ходасевич, 1991, 499).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |