На правах рекламы:

http://gzhirb.ru/poleznaya-informacziya/kakim-myi-zapomnim-serial-kartochnyij-domik/


Игорь-Северянин и Александр Вертинский

Вы оделись вечером кисейно...

Игорь-Северянин

Эта книга, вероятно, была бы неполной без упоминания об Александре Вертинском, хотя в контексте донжуанского списка он, на первый взгляд, может показаться лишним. Однако связующее звено все же есть.

Начинающий поэт Лев Никулин — еще один великолепный соглядатай — познакомился с Вертинским в разгар Германской войны:

«Мы познакомились в строительном отряде Земского союза на русском западном фронте. Был 1916 год, мобилизационные комиссии успели подобрать, подчистить и угнать на фронт все, что было здорового и молодого в стране. Затем принялись за синие и белые билеты (...)

В том же 1916 году он (Вертинский. — Прим. автора) нашел другой способ уклониться от фронта и неизвестно каким образом переменил защитную бекешу на театральный костюм Пьеро. Он густо набелил лицо и подвел синим карандашом глаза. Осветитель дал зеленый свет, и в панихидной тиши маленького зала он впервые пролепетал вслух:

Вас уже от-р-равила осенняя сырость бульварная,
И я знаю, что крикнув, вы можете спрыгнуть с ума.

Эти стишки назывались откровенно "Кокаинетка", и они стали застольной песнью, гимном потребителей белого порошка, корнетов военного времени, московских лицеистов-сутенеров, земгусаров, спекулировавших на каустической соде и мешках, их содержанок, тыловых прапорщиков с университетскими значками и тех молодых людей, о которых сказал Игорь-Северянин:

Так много разных шалопаев
Владеет мастерски стихом —
Петров, Иванов, Николаев,
Что стих становится грехом.

Что бы ни говорили, но предтеча господина Вертинского был до известной степени замечательный поэт. Как тетерев на току, он пел поэзо-концерты, полузакрыв глаза. Он стоял на эстраде и проделывал с ритмом, рифмой виртуозные фокусы и сочинял новые слова, которые навсегда сохранились в нашем языке. Он сочинил прилипчивое слово "бездарь" и глаголы "опроборить" и "окалошить", и при всем этом новаторстве он был поэтом богатеющей и крепнущей российской буржуазии (...)

Токующий тетерев, самодовольный, самовлюбленный, с опухшим, пропитым, неподвижным лицом, он пел стихи для обогащенной небывалыми урожаями российской буржуазии (...) Он пел, и под носом у него взрывались бомбы, которыми метил в него неистовый Маяковский, капризный говорун Корней Чуковский летел к нему с лавровым венком и двусмысленными комплиментами... (...)

И он остался один на эстраде, в трагикомической позе с мишурным титулом короля поэтов. (...)

Тем временем белесый молодой человек в маскарадном костюме Пьеро из сверкающей северянинской канители, трагической цыганщины Блока, колониальной экзотики Гумилева составлял эстрадные стишки и пел их, капризно грассируя, всхлипывая и судорожно ломая пальцы. (...) Так господин Вертинский вошел в быт, изобрел жанр и врезался в эпоху, в которой жил. (...)

И вот он стоит на эстраде русского ресторана в Париже и, подбирая северянинские крохи в память о сереброспицных колясках и лимузинах, поет про голубую Эспано-Сюизу»1.

Александр Вертинский. Шарж в газете «Вечерняя Москва» от 12 ноября 1932

Издревле так повелось, что друга может предать только друг, учителя — его ученик. Советский писатель Никулин предал и друга — Александра Вертинского, и учителя — Игоря-Северянина. Предавая друга и оскорбляя учителя, Никулин умудрился сформулировать ту единственную причину, которая в жизни отделяла Игоря-Северянина от Александра Вертинского. Он говорит об Игоре-Северянине как о предтече Вертинского.

Игорь-Северянин и сам чувствовал эту мистическую близость Вертинского, но между ними стоял изобретенный им самим принцип: «Если вы желаете меня оскорбить, подражайте мне»2. В театральном костюме Пьеро Игорь-Северянин увидел alter ego своего чопорного сюртука и надолго обиделся.

Вертинский включил в свой репертуар ставшую необычайно популярной песенку «Бразильский крейсер», написанную на текст поэзы Игоря-Северянина «Когда придет корабль»:

Вы оделись вечером кисейно
И в саду стоите у бассейна,
Наблюдая, как лунеет мрамор
И проток дрожит на нем муаром...

Напрасно. Это ничего не изменило в негативном к нему отношении Игоря-Северянина. Поэт, вероятно, несколько раз бывал на концертах Александра Вертинского. Однако нет никаких свидетельств того, что он хоть раз попытался поговорить с Александром Николаевичем лично.

Весьма удобный случай для знакомства представился им обоим 10 сентября 1924 года, когда Вертинский присутствовал на выступлении Игоря-Северянина в Варшаве. Газета «За свободу» упоминает в отчете о Вертинском, который радостно румянился в креслах, слыша рокот первоисточника голубых волн, на которых колышется и его «Бразильский крейсер»3. Зная о холодном к нему отношении Игоря-Северянина, Вертинский не решился подойти к нему в антракте. В 1932 году он спел песенку «В те времена, когда роились грезы», сделанную на текст стихотворения Игоря-Северянина «Классические розы», но и это опять ничего не изменило.

Игорь-Северянин. Шарж в газете «Вечерняя Москва» от 12 ноября 1932

В 1926 году Игорь-Северянин написал для сборника сонетов и вариаций о поэтах, писателях и композиторах сонет «Вертинский». Однако у поэта хватило выдержки и такта не включать его в окончательную редакцию сборника «Медальоны»:

Душистый дух бездушной духоты,
Гнилой, фокстротной, пошлой, кокаинной,
Изобретя особый жанр кретинный,
Он смех низвел на степень смехоты.

От смеха надрывают животы
И слезы льют, смотря, как этот длинный
Делец и плут, певец любви перинной,
Жестикулирует из пустоты.

Все в мимике его красноречиво:
В ней глубина бездонного обрыва,
Куда летит Земля на всех парах.

Не знаю, как разнузданной Европе,
Рехнувшейся от крови и утопий,
Но этот клоун мне внушает страх.

Тема никаких отношений Игоря-Северянина с Вертинским затронута мной не случайно. Игорь-Северянин действительно был предтечей Александра Вертинского, который заимствовал у него не только парфюмерно-будуарную тематику, но даже и саму манеру исполнения. Однако верный правилу полноты одержимости, Вертинский довел стиль Игоря-Северянина до совершенства, до его логического завершения, когда поэзы — полустихи-полупесенки превратились в песенки печального Пьеро.

На рубеже 20-х и 30-х годов в творчестве Игоря-Северянина неожиданно появились такие темы, которых он тщательно избегал даже в юности. Нам теперь не миновать этих стихов и тем, если, конечно, мы хотим что-то понять в его жизни, хоть как-то разобраться в хитросплетениях его судьбы.

Одержимость собственной гениальностью в последнее десятилетие жизни поэта не раз будет играть с ним пошлые шутки: невыносимо пошло закончится гастрольный роман с Викторией Шей де Вандт, до отвращения пошлыми будут домогательства румынской генеральши, обыденно пошлым будет разрыв отношений с женой, необыкновенно пошлыми будут его отношения с учительницей, которая на излете жизни соединит с ним свою судьбу. Последние годы жизни Игоря-Северянина превратятся в то, что он так искренне ненавидел — в сплошной фокстрот.

Примечания

1. «Мы познакомились с ним...» — Л. Никулин. «Тени» — глава из книги «Время, пространство, движение». «Вечерняя Москва», 12.11.1932.

2. «Если вы желаете меня оскорбить, подражайте мне». — Игорь-Северянин. Блестки. РГАЛИ, ф. 1152, е. х. 13.

3. «...радостно румянился в креслах...» — вырезка из неустановленной газеты, в «Записной книге И.В. Лотарева».

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.