На правах рекламы:
Тайна почтового романа
Королева играла — в башне замка — Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Игорь-Северянин
Вторая половина XX века лишила почтовые романы права на существование, но в начале 20-х годов это был еще довольно распространенный способ поддержания интимных отношений. В них, как правило, не бывает ни сильных страстей, ни подлинных чувств, подтвержденных временем. К сожалению, почтовые романы почти всегда обречены на быстрое угасание.
Исключением из этого правила является роман Игоря-Северянина с таинственной Северянкой. Псевдоним выбран с явным намеком на литературное имя Игоря Васильевича Лотарева. Северянка, и это несомненно, принадлежала к числу петербургских поклонниц поэта, и тональность ее писем подразумевает определенный интимный опыт. Рядовая поклонница рисковала сразу испортить отношения, присылая поэту свои стихи, но Северянку это не пугало: «Мои стихи о Петрограде имели безусловный успех. Это лучшие мои вещи»1.
В архиве племянницы поэта Н.Г. Аршас хранится несколько почтовых карточек, присланных Северянкой из Керава и Гельсингфорса (Хельсинки). Самая ранняя из них датирована 22 апреля — 5 мая 1918 года. Сюжет этой карточки — одинокий осенний подсолнух. На обороте карточки короткое стихотворение:
В моей весне — осенняя эмаль,
В моей душе апрельская истома,
И в музыке стихающего грома
Я слышу затаенную печаль.
А вот маленькое стихотворение с почтовой карточки, датированное 26 ноября 1922 года. Сюжет этой карточки — задумчивая дама в романтическом белом платье, прогуливающаяся в осеннем парке. На темном обрезе карточки почти теряются инициалы «А.В.»:
Ее зовут печальною царевной,
Но грусть ее — как зыбкая волна,
Ее печаль улыбчиво напевна,
Ее слеза прозрачно холодна.
Этот почтовый роман полон затаенной грусти. 22 мая 1923 года Северянка посылает почтовую карточку из Гельсингфорса. На карточке изображена дама, пишущая письмо, — еще один сюжет со значением:
«Милый Король! Прошу Вас не сердить ея и прервать Ваше долгое молчание. Оно мне слишком тягостно. Если не хотите отвечать на мой вопрос, не отвечайте. Но напишите о себе. Когда получу от Вас известие, пришлю свои стихи (...)»2.
Афиша выступления в Гельсингфорсе. Архив НА
Два месяца спустя, 28 июля, она присылает открытку из Керава с обещанием организовать гастроли в Хельсинки:
«Милый Король! Открытка Ваша очень меня обрадовала. Благодарю за память. На днях напишу Вам письмо и пришлю стихи. (...) Во что бы то ни стало найду или изобрету импресарио для Вашего вечера»3.
Выступления Игоря-Северянина состоялись 17, 18 и 19 октября 1923 года в зале знаменитой Александровской гимназии в Хельсинки. Вскоре поэт сообщает Августе Барановой:
Игорь-Северянин. Тарту, ЛМ
«Нашлась в Финляндии одна старая петербургская поклонница, устроила мне в Гельсингфорсе 3 вечера подряд (...) Ездили мы с Фелиссой, успех имели выдающийся (как, впрочем, и везде!)»4.
Почему в письме к Барановой, которая была посвящена во все сердечные и финансовые тайны поэта, он умолчал об имени таинственной петербургской поклонницы?
С годами роман по переписке постепенно затухал. Однако в 1929 году в нем произошли какие-то очень важные события, от которых до нас дошли лишь невнятные отголоски. Последняя из хранящихся в архиве Н. Аршас почтовых карточек отправлена Северянкой из Гельсингфорса и датирована 9 января 1930 года. Сюжет этой открытки, — лось и лосиха на фоне пустынного северного пейзажа, несомненно сюжет со значением. Содержание состоит из двух коротких стихотворений. Первое:
Забыли ль Вы меня? — Едва ли!
А я почти забыла Вас, —
И если б Вы не написали
«В пространство», если б как-то раз
Мне Ваших строк не показали,
Я даже в грозный смертный час
Едва ли вспомнила о Вас.
Откуда такие страсти в почтовом романе? На карточке сбоку есть приписка, сделанная чужим почерком: «Просим обратно!» Вызывающий тон первого стихотворения явно рассчитан на то, чтобы причинить обиду, но вот второе стихотворение — неожиданно печальное:
Когда-то Королева,
Когда-то Северянка,
От яростного гнева
Ушедшая беглянка —
Покинутая дева.А.В.
О чьем яростном гневе идет речь? Какая трагедия скрыта в этой почтовой карточке? Чьей рукой сделана приписка?
Стихотворение «В пространство» было написано Игорем-Северяниным в 1929 году, но опубликовано лишь в 1931 году в сборнике «Классические розы». Кто показал Северянке злополучное стихотворение в начале января 1930 года? Это мог быть лишь близкий им обоим человек, от которого не было секретов. Вполне возможно, что им был Борис Башкиров — Принц сирени.
Башкиров был коротко знаком с Игорем-Северяниным, о чем свидетельствует его шутливый титул. Он также был знаком еще по Петербургу и с таинственной Северянкой. Они переписывались. Так же, как и Северянка, Башкиров часто употребляет в отношении Игоря-Северянина обращение Король:
«Полночь с 15 на 16 марта 1922. Пьем за здоровье Короля и Его солнечную поэзию. Принц Сирени Борис».5
Все это дает нам основания предполагать, что Башкиров был участником той же игры, что и Северянка.
Загадочная поклонница Игоря-Северянина из Финляндии в совершенстве владела искусством умолчаний и многозначительных намеков. Сюжеты всех ее почтовых карточек выбраны со значением: одинокий подсолнух; Царевна осень — дама в белом платье, прогуливающаяся в осеннем парке; дама, пишущая письмо; бушующее море, снабженное собственным переводом из Барри Корнуола: «Море! море! Открытое море — синее, вольное, дикое» — явный намек на разделяющую их Балтику наконец, лось и лосиха на фоне пустынного северного пейзажа — еще один намек на интимную близость. В сборнике «Классические розы» есть описание еще одной такой почтовой карточки:
И было странно ее письмо:
Все эти пальмовые угли
И шарф с причудливой тесьмой,
И завывающие джунгли.И дикий капал с деревьев мед,
И медвежата к меду никли.
Пожалуй, лучше других поймет
Особенности эти Киплинг.Да, был болезнен посланья тон:
И фраза о безумном персе,
И как свалился в речной затон
Взлелеянный кому-то персик.Я долго вчитывался в листок,
Покуда он из рук не выпал.
Запели птицы. Зарел восток
В саду благоухала липа.
На первый взгляд, слегка смущает дикое сочетание пальмовых углей, шарфа с причудливой тесьмой, джунглей, меда и медвежат, но это всего лишь указание на сюжет почтовой карточки и через него на автора письма. К сожалению, и это стихотворение, и стихотворение «В пространство» были опубликованы без указания конкретных дат. Жаль: даты многое бы прояснили.
Не менее загадочно выглядит и само стихотворение «В пространство»:
Беспокоишься? Верю! Теперь порадуйся, —
Путь кремнист, но таится огонь в кремне, —
Ничего, что ты пишешь «почти без адреса» —
Я письмо получил: ведь оно ко мне.Утешать не берусь, потому что правильно
Скорбь тебе взбороздила разрез бровей:
Будь от Каина мы или будь от Авеля,
Всех удел одинаков — триумф червей...Ничего! Понимаешь? Бесцельность круглая.
Преходяще и шатко. И все не то.
Каждый день ожидаем, когда же пугало
Номер вызовет наш — ну совсем лото.Но мечта, — как ни дико, — живуча все-таки,
И, уж если с собой не покончишь ты,
Сумасшествию вверься такой экзотики,
Где дурман безнадежных надежд мечты...
Инфернальным ужасом веет от этих строк, но для самой Северянки в них был заключен еще и особый, скрытый от нашего понимания смысл. Без Северянки донжуанский список поэта будет ущербным. Мы знаем, что она принадлежала к числу петербургских поклонниц Игоря-Северянина. «Когда-то Королева», «милый Король» — эти обращения свидетельства интимной игры, в которую были посвящены немногие. Разгадка ее тайны где-то рядом, но как к ней подступиться?
Северянка, 1921 год. Архив НА
Кое-что в этом тумане может прояснить только внимательное прочтение стихов, датированных осенними и зимними днями 1909—1910 годов. Тогда становится понятно, что обращение Король значительно старше официального титула, полученного Игорем-Северяниным 27 февраля 1918 года. Вот «Сонет», датированный ноябрем 1909 года:
Мы познакомились с пей в опере, — в то время,
Когда Филина пела полонез.
И я с тех пор — в очарованья дреме,
С тех пор она — в рядах моих принцесс.Став одалиской в грезовом гареме,
Она едва ли знает мой пароль...
А я седлаю Память: ногу в стремя, —
И еду к ней, непознанный король.
А вот еще несколько подробностей из снеговой поэмы «Полярные пылы», прямо отсылающей нас к уже известному сюжету со значением:
Влюбленная в Северный полюс Норвегия
В гордой застыла дремоте.
Ленивые лоси! Вы серебристо-пегие,
Ледяное пламя поймете... (...)
Не быть Северянке любовницей полюса:
Полюс — бесплотен, как греза...
Остается только удивляться тому, как Северянке удалось разыскать в 1929 году почтовую карточку, столь тщательно воспроизводящую сюжет стихотворения, написанного еще в октябре 1909 года. Если внимательно присмотреться к рисунку, то можно даже разглядеть Северное сияние — упоминаемое в поэме ледяное пламя.
Сюжет поэмы-миньонета «Это было у моря» достаточно хорошо известен — королева играет в башне замка Шопена, в нее влюбляется паж, а потом они до рассвета предаются любви:
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в напевах сонат.А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа...
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
Менее известен сюжет новеллы «Марионетка проказ». По столичному городу в коляске проезжает кружевная и капризная жена властелина (королева?), как вдруг замечает среди колонн храма красивого оборванца (пажа? поэта?):
Оборванец, красивее всех любовников замка,
Шевелит ее чувственность, раболепно застыв,
И проснулась в ней женщина, и проснулась в ней самка,
И она передернулась, как в оркестре мотив.Повелела капризница посадить оборванца
На подушку атласную прямо рядом с собой.
И толпа оскорбленная не сдержала румянца,
Хоть наружно осталася безнадежной рабой.А когда перепуганный — очарованный — нищий
Бессознательно выполнил гривуазный приказ,
Утомленная женщина, отшвырнув голенищи,
Растоптала коляскою марьонетку проказ...
Обе поэзы — «Это было у моря» и «Марионетка проказ» — датированы февралем 1910 года, но в сборнике «Громокипящий кубок», благодаря издателю Соколову, их разделяет тридцать страниц. Вот почему на сходство их сюжетов никто не обращал внимания. Обе они представляют одну и ту же перипетию, но трансформированную дважды: королева влюбляет в себя пажа и отдается ему, а жена властелина использует красивого оборванца как марионетку для своих гривуазных проказ. А между тем Игорь-Северянин исполнял на своих концертах оба этих стихотворения подряд.
Благодаря все тому же Соколову, не посвященному в тайнопись Игоря-Северянина, в «Громокипящий кубок» не попала очень милая и печальная поэза «Королевочке», датированная октябрем 1910 года:
Белорозовая и каштановая,
Ты прости мне, унылая девочка:
Изменяю тебе и обманываю,
А давно ли еще — королевочка?!Тихо всхлипывают вешне-грезовые
Лины, ландыши, вишни и яблони...
О, каштановая! белорозовая!
Все расслаблено!.. Все ограблено...
Прямых доказательств того, что поэма-миньонет «Это было у моря» посвящена загадочной «А.В.» — Северянке и Королевочке, — у нас пока нет. Однако и опровергнуть такое утверждение тоже не просто: слишком уж много неслучайных совпадений.
В Тарту в литературном музее имени Ф.Р. Крейцвальда хранится объемистая тетрадь, озаглавленная «Записная книга И.В. Лотарева. 1920 год». Записи в этой книге были заклеены газетными вырезками. Больших трудов стоило сохранить вырезки и не повредить спрятанные под ними записи карандашом и чернилами. На 188-й странице сохранилась карандашная запись: список писем, отправленных поэтом в апреле 1920 года. Среди адресатов указана некая А. Воробьева, которой 12 апреля было отправлено письмо в Керава. В той же тетради найдется и вырезка из финской газеты «Новая русская жизнь» с рецензией на поэзоконцерты Игоря-Северянина в Гельсингфорсе, подписанная инициалами «А.В.»:
«Давно знакомые широкой публике произведения Северянина представляют собой интересное сочетание подлинного таланта, блещущего яркостью и свежестью, со смелым новаторством в словотворчестве и рифме, с безвкусной надуманностью и подчас даже пошловатостью. По программе видно, что автор приемлет все, что вылилось из-под его пера во всем разнообразии капризов его творчества»6.
А. Воробьева. Петербург, фотоателье «Монстр», Тарту, ЛМ
Игорь-Северянин никому и никогда не позволял сомневаться в своей гениальности. Даже королевочке. Эта рецензия объясняет внезапно наступившее после гастролей охлаждение в почтовом романе, но объясняет лишь отчасти. Дело в том, что в гастролях принимала участие Фелисса, которая незадолго до этого продемонстрировала в Берлине внезапную ревность к Злате. Очевидно, та же история повторилась и в Гельсингфорсе. Об этих гастролях в семье поэта вспоминать не любили.
Обвинение в пошловатости, прозвучавшее из уст Северянки, было весьма тяжким оскорблением для Игоря-Северянина, искренне полагавшего, что «Утопия счастливейшая страна мира: въезд в нее пошлякам строго воспрещен»7.
Вот так, вполне прозаически закончился бы этот почтовый роман, пополнивший донжуанский список поэта еще одним именем, если бы в июне 1997-го на страницах парижского еженедельника «Русская мысль» некто Лазарь Городницкий, интересующийся поэзией в порядке сильного хобби, в пух и прах не разнес версию о королеве-Северянке, опираясь единственно на поэму «Невесомая» из сборника «Плимутрок. Рассказы в ямбах. Пьесы в рифмах». Поэма была написана весной 1924 года:
Среди моих «северянисток»,
Я помню, было две сестры (...)
Они прислали пару дюжин
Мне писем, бегали вослед.
Одна из этих двух «жемчужин»
Подписывалась Violette
И даже приезжала в Тойлу,
Когда в пятнадцатом году
Я жил на даче там (...)
Ее сестра была смелее,
И вот в один ненастный день
Вдруг появилась на аллее
«Ивановки», как дребедень:
Лет сорока пяти, очкаста,
С бульдожьим ртом, бледна как мел (...)
Ты знаешь? эта графоманка
Себе избрала псевдоним
Шокирующий: «Северянка» —
И стала действовать под ним!
В этой поэме упоминаются любопытные подробности: сестры-поклонницы (нас это уже не шокирует), поездка одной из них к поэту в Тойла в 1915 году и поездка другой — Северянки — на Мызу Ивановка летом 1914 года. Лазарь Городницкий полагает, что издевательский тон поэмы лишает Северянку ее законного права быть королевой, которая когда-то играла в башне замка Шопена:
Воробушкина королевой
Мнит не шутя себя, — всерьез
И, будучи престарой девой,
Томится от запретных грез.
Соблазнительно поддаться оскорбительному тону поэта, но факты говорят о другом. Поэма «Невесомая» написана сразу после осенних гастролей в Гельсингфорсе. Она подтверждает длительный стаж отношений Северянки с поэтом и свидетельствует о ее притязаниях на титул королевы. Наконец, и это главное, в поэме есть точное указание на то, что она написана специально для Фелиссы. Всего за год до финских гастролей она устроила скандал в Берлине, когда только тень подозрения упала на Злату. Поэт пытался защитить себя и предупредить новые вспышки ревности у жены. Отсюда и оскорбительный тон поэмы, и ее унизительные подробности.
Глубоко заблуждается тот, кто воспринимает поэму-миньонет «Это было у моря» — произведение всего из 12 строк — слишком серьезно (миньонет — указание на изобретенный поэтом способ рифмовки, а не на объем стихотворения). Главное, однако, в том, что поэма эта помещена в «Громокипящем кубке» в ироническом разделе «Мороженое из сирени». Переверните страницу и попробуйте серьезно, без улыбки прочесть несколько строк из стихотворения «Зизи»:
Бесшумно шло моторное ландо
По «островам» к зеленому «пуанту»,
И взор Зизи, певучее рондо,
Скользя в лорнет, томил колени франту... (...)Зизи, Зизи! Тебе себя не жаль?
Не жаль себя, бутончатой и кроткой?
Иль, может быть, цела души скрижаль,
И лилия не может быть кокоткой?Останови мотор! сними манто
И шелк белья, бесчестья паутину,
Разбей колье и, выйдя из ландо,
Смой наготой муаровую тину!
В том же разделе «Мороженое из сирени» помещены упоминавшиеся выше иронические поэзы «Хабанера», «Нелли», «Марионетка проказ» и «Полярные пылы», а также поэза «Когда придет корабль», которая будет упомянута ниже. Вот уж не думал и не гадал, что придется (к тебе, мой читатель, это не относится) объяснять невеже любителю, когда надо смеяться.
Примечания
1. «Мои стихи о Петрограде...» — архив Н.А.
2. «Милый Король! Прошу Вас не сердить ея...» — архив Н.А.
3. «Милый Король! Открытка Ваша очень меня обрадовала...» — архив Н.А.
4. «Нашлась в Финляндии одна старая петербургская поклонница...» — Игорь-Северянин. Письма к Августе Барановой. 1918—1938. Стокгольм, 1988, с. 50.
5. «Полночь с 15 на 16 марта...» — архив Н.А.
6. «Давно знакомые широкой публике...» — ЛМ., ф. 16, 1:2: Записная книга И.В. Лотарева. Eesti, Toila, 1920.
7. «Утопия счастливейшая страна мира...» — Игорь-Северянин. Блестки. РГАЛИ, ф. 1152, оп. 1, е. х. 13.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |