«Народу русскому дивитесь!»
В апреле 1917 года Северянин живет в Гатчине. Здесь написан цикл баллад (VI—XI) и кэнзелей (VI—X), вошедших в сборник «Миррэлия» (1922).
Ощущение души, тоскующей в предгрозье Первой мировой войны, и лирическая ирония по отношению к витавшему в различных слоях общества желанию уйти от трагизма действительности — остро и глубоко передавали чувства современной Северянину интеллигенции.
«В этот период, — вспоминала Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, — смешалось все. Апатия, уныние, упадочничество — и чаяние новых катастроф и сдвигов. <...> Это был Рим времен упадка. Мы не жили, мы созерцали все самое утонченное, что было в жизни, мы не боялись никаких слов, мы были в области духа циничны и нецеломудренны, в жизни вялы и бездейственны».
На волне всеобщего подъема в дни Февральской революции Северянин написал цикл стихов «Револьверы революции» (он будет опубликован только в сборнике «Миррэлия». Берлин, 1922. В примечании автора говорилось, что рукописи пропали в Москве в феврале 1918 года и были восстановлены по памяти через год в Тойле). Несправедливо забытый цикл открывается стихотворением «Гимн Российской республики» («Мы, русские республиканцы...»). Исполнены национальной гордости строки стихотворений «Моему народу», «Все — как один».
Народу русскому дивитесь:
Орлить настал его черёд!
К лету 1917 года настроение поэта переменилось: искусство в загоне... Что делать в разбойное время поэтам... «Мы так неуместны, мы так невпопадны». Октябрьская революция отразилась в «Поэзе скорбного утешения» и «Поэзе последней надежды», в контрастах увиденного «злого произвола» и веры в «глаза крылатой русской молодёжи»: «Я верю в вас, а значит — и в страну». Это была политическая лирика в полном смысле слова.
...Правительство, грозящее цензурой
Мыслителю, должно позорно пасть.
Так, отчеканив яркий ямб цезурой,
Я хлёстко отчеканиваю власть.
А общество, смотрящее спокойно
На притесненье гениев своих,
Вандального правительства достойно
И не мечтать ему о днях иных.(«Поэза правительству»)
В тон этому осуждению и не менее решительные высказывания из «Поэзы моих наблюдений»:
Я наблюдал давным-давно
За странным тяготеньем к хамству,
Как те, кому судьбой дано
Уменье мыслить, льнут к бедламству.
Я наблюдал, как человек
Весь стервенеет без закона,
Как ловит слабых и калек
Пасть легендарного дракона.
Стихи, отнюдь не устаревшие.
Вновь, как во времена оценки Льва Толстого, раздавались возмущенные голоса тех, кто не допускал ни серьезного отношения к стихам Северянина, ни иронической трактовки их гедонизма в условиях военной обстановки. Многие считали, что поэт далек от реальности.
«А он стоял, — вспоминал А. Вертинский, — гордый и надменный, в черном глухом сюртуке, с длинным лицом немецкого пастора, и милостиво кивал головой, даже не улыбаясь.
Каретка куртизанки, в коричневую лошадь
По хвойному откосу спускается на пляж... —
распевал он, раскачиваясь в стихотворном ритме.
Чтоб ножки не промокли, их надо окалошить;
Блюстителем здоровья назначен юный паж.
Цилиндры солнцевеют, причёсанные лосско,
И дамьи туалеты — пригодны для витрин...
— А вы были когда-нибудь на пляже, Игорь? — спрашивал я его.
— А что?..
— Да так! Кто же ходит на пляж в цилиндрах и "туалетах"? Туда приходят в купальных костюмах. А куртизанок в калошах вы когда-нибудь видели?
Он даже не удостоил меня ответом.
К концу вечера, отдавая дань тяжелому положению на фронте, он читал какие-то беспомощно-патриотические стихи. Не помню их содержание, в голове засели лишь две заключительные строки:
Тогда, ваш нежный, ваш единственный,
Я поведу вас на Берлин!
И тем не менее успех у него был потрясающий. Северянин был человек бедный, но тянулся он изо всех сил, изображая пресыщенного эстета и аристократа. Это очень вредило ему. Несомненно, он был талантлив: в его стихах много подлинного чувства, выдумки, темперамента, молодого напора и искренности. Но ему не хватало хорошего вкуса и чувства меры. А кроме того, его неудержимо влекло в тот замкнутый и пустой мир, который назывался "высшим светом".
Сидя же на чердаке, где-то на Васильевском острове, на шестом этаже (ход у него, как и у меня, через хозяйку), в дешевой комнате, было довольно трудно казаться утонченным денди...»
| Предыдущая страница | К оглавлению |