Введение

Одной из интереснейших проблем лингвистики является проблема новых слов. Это обусловлено тем, что язык находится в постоянном развитии и изменении: «Наиболее активно и наглядно языковое развитие реализуется в лексике, неотторжимо — через функцию называния и оценки — связанной с внеязыковым миром — миром вещей, процессов, состояний. Извечное обновление вещнопонятийного мира с неизбежностью вызывает появление в языке новых слов...» [Левашов, 1975:153].

Интерес лингвистов к проблемам новых слов остаётся устойчивым на протяжении последних десятилетий. (См., например, указатели литературы по неологии, составленные Б.А. Беловой (1977), Е.А. Левашовым (1978), Н.С. Никитченко (1983). Исследование новообразований ведётся в самых разнообразных направлениях: словообразовательном (Е.А. Земская, М.У. Калниязов, В.В. Лопатин, Р.Ю. Намитокова, И.С. Улуханов, Н.М. Шанский, Н.А. Янко-Триницкая); лексикологическом (О.А. Александрова, А.А. Брагина, А.Г. Лыков); лексикографическом (Г.О. Винокур, В.П. Григорьев, Н.П. Пеньковская, Н.И. Фельдман, словари «Новые слова и значения», «Новое в русской лексике», выпускаемые под руководством Н.З. Котеловой); стилистическом (И.В. Агаронян, Г.О. Винокур, В.Н. Виноградова, Т.Б. Воробьёва, В.П. Григорьев, Э.И. Ханпира, Е.К. Чиркова); социолингвистическом (И.К. Белодед, Р.А. Будагов, Б.Д. Дешериев, В.П. Изотов, Л.П. Крысин, Л.И. Скворцов, И.Ф. Протченко); психо-лигвиетическом (Л.В. Сахарный, А.М. Шахнарович); ономасиологическом (О.А. Габинская, Е.С. Кубрякова, М.С. Малеева, В.В. Панюшкин, И.С. Торопцев), а также жанровом, историко-лексиграфическом, лингводидактическом, поэтическом, прагматическом, просодическом [Намитокова, 1989]. Поскольку новообразования возникают непрерывно, нельзя говорить об исчерпывающем исследовании какого-либо аспекта в их изучении.

Выделение разнообразных аспектов изучения новообразований, дискуссионность вопроса о сущности нового слова [Миськевич, Чельцова, 1970:244; Лыков, 1976:94] вызвало большое количество наименований для обозначения новых слов. Р.Ю. Намитокова, в частности, говорит о том, что используется «до 30-ти наименований авторских неологизмов» [Намитокова, 1986:11]. Наиболее устойчивыми являются термины, упомянутые в самих названиях работ по неологии: неологизмы (65 раз), окказиональные слова (37 раз), новообразования (33 раза), новые слова (12 раз) [Левашов, 1978].

Традиционно в лингвистике под неологизмами понимают слова, которые стали узуальными недавно и в течение определённого времени сохраняют оттенок новизны [Попов, 1968; Земская, 1972; Шанский, 1972; Лопатин, 1973; Розенталь, Теленкова, 1985 и др.]. Неологизмы как единицы языка противопоставляются окказионализмам как единицам речи [Фельдман, 1957; Хохлачёва, 1962; Ханпира, 1966, 1972; Агаронян, 1972; Земская, 1972; Лопатин, 1973; Бакина, 1975, 1977; Лыков, 1976; Загрузная, 1980; Намитокова, 1986 и др.].

Окказионализмы (окказиональные слова) исследуются в работах таких лингвистов, как Потиха, 1970; Земская, 1973, 1981; Улуханов, 1977, Шанский, 1977; Грамматика, 1970; Русская грамматика, 1980 и др. Термин «окказионализм», наиболее распространённый в специальной литературе для обозначения единицы речи, имеет множество синонимов. Наиболее полный, но не исчерпывающий перечень разнообразных терминов для обозначения новых слов, не получивших распространения в общем языке, а зафиксированный лишь в определённом тексте, приводится В.В. Лопатиным: «индивидуальные слова», «авторские» или «индивидуально-авторские неологизмы», «стилистические» или «индивидуально-стилистические неологизмы», «литературные неологизмы», «слова-самоделки», «слова-экспромты», «неологизмы поэта», «поэтические неологизмы» [Лопатин, 1973:64]. По всей видимости, образуя тот или иной термин, исследователи берут за основу наиболее точные, яркие, с их точки зрения, признаки изучаемого предмета. Термин «новообразование» употребляется как синоним термину «окказионализм», например, в работе О.А. Габинской (1981:9). Г.В. Клименко, следуя за Н.М. Шанским, понимает новообразование как «любое новое слово, созданное на материале родного языка как путём деривации, так и путём изменения в семантике» [Клименко, 1984:2]. Р.Ю. Намитокова отмечает: «В ряде последних работ по неологии в родовом значении — новые слова... выступает термин — новообразование» [Намитокова, 1986: 11].

К области дискуссионных относится также вопрос об окказиональных и потенциальных словах. Многие лингвисты дифференцируют речевые единицы на потенциальные и окказиональные [Винокур, 1943; Земская, 1972; Ханпира, 1972; Агаронян, 1972; Бакина, 1975, 1977, Калниязов, 1978 и др.]. Потенциальные слова, по их мнению, создаются по языковым моделям высокой продуктивности; окказиональные (неизвестные языку слова) образуются по языковым малопродуктивным или непродуктивным моделям либо по окказиональным речевым моделям. Считая потенциальные и окказиональные слова антиподами, исследователи признают, что те и другие демонстрируют возможности, заложенные в словообразовательной системе языка. От неологизмов их отличает принадлежность к речи. Другие учёные не разграничивают потенциальные и окказиональные единицы (например, В.В. Лопатин, А.Г. Лыков, В.Н. Хохлачёва), объединяя их под общим названием «окказионализмы», так как «и те и другие представляют слова, отсутствующие в языковой традиции, следовательно, такие, которые создаются в момент речи, тогда как все остальные слова в момент речи воссоздаются, воспроизводятся как готовые единицы речи [Хохлачёва, 1962:168]. Следовательно, основным критерием разграничения антиномии неологизм — окказионализм является их принадлежность одних к языку, других к речи. Неологизмы — факты языка — воспроизводятся в любом контексте, тогда как окказионализмы — факты речи, создаются в процессе общения, творятся заново носителями языка. Языковеды едины в том, что «все новообразования первоначально представляют собой факты речи и становятся фактами языка лишь в результате многократного воспроизведения в готовом виде» [Крылов, 1963; Виноградов, 1947; Шанский, 1968; Грамматика, 1970; Потиха, 1970; Земская, 1973, 1981; Русская грамматика, 1980 и др.].

Анализируя новые слова с точки зрения их образования (ономасиологии) О.А. Габинская считает, что «утверждение о речевом характере окказионализмов верно лишь по отношению к его образованию, а не функционированию»; антиномия «язык» — «речь», определяющая статус новообразований, является «недостаточной и требует уточнений». «После образования новое слово существует на языковом уровне, то есть как знак, за которым закреплено значение, но при этом вновь созданное слово становится принадлежностью индивидуального языка и это слово воспроизводится в индивидуальном языке. Таким образом, любое слово одновременно принадлежит и языку, и речи», «...вновь созданное слово становится принадлежностью не общего языка, а индивидуального языка», так как «члены языкового коллектива ещё не знакомы с ним» [Габинская, 1981:37—41].

Подробно и обстоятельно рассмотрев образование и функционирование окказиональных слов с точки зрения принадлежности к языку и речи, исследователь делает вьшод о том, что «поставленную проблему... нельзя решать альтернативно, то есть относить окказионализмы к языку, или речи. Слово — чрезвычайно сложная единица, и в процессе своего образования и существования оно как бы «поворачивается» то к языку, то к речи, выступая в то же время как единая, целостная единица» [Габинская, 1981:51]. Вышеизложенное позволяет утверждать, что природа всех лексических единиц — узуальных и окказиональных — одинакова; принадлежность первых к общему языку, а вторых — к индивидуальному языку не является их принципиальным отличием, ведь индивидуальный язык «часть общего языка плюс возможные инновации индивида, ещё не вошедшие в общий язык», а «общий язык, как социальное явление, представляет собой общую часть суммы, совокупности, индивидуальных словесных языков носителей каждого народа» [Торопцев, 1985:34—45].

Точка зрения О.А. Габинской и И.С. Торопцева близка Б.А. Серебренникову, который считает, что «язык никогда не создаётся всем коллективом говорящих одновременно. Отдельные изменения в языке производятся отдельными индивидами. Каждое звуковое изменение в языке, каждая отдельная его форма имеют какого-то индивидуального автора» [Серебренников, 1970:68]. Индивидуальный язык исследуется в работах Н.Г. Комлева (1969), Ю.В. Фоменко (1974), который, приходя к мысли о необходимости учитывать индивидуальный язык, считает, что все изменения языка начинаются в речи, но это положение нуждается в уточнении: все языковые изменения начинаются в индивидуальном языке, в языке того или иного отдельного индивидуума. При таком подходе, по мнению автора, элементы новизны в индивидуальной речи будут иметь не случайный, а закономерный характер, поскольку они были запрограммированы в сознании говорящего [Фоменко, 1974:9]. С этими утверждениями нельзя не согласиться. Тот факт, что окказиональные слова становятся принадлежностью языка, иногда без «долгой апробации на прочность и пригодность» [Лыков, 1971:77], подтверждает отсутствие принципиальных отличий между неологизмами и окказионализмами в плане соотношения языка и речи [Земская, 1973:229]. Исходя из дихотомии язык-речь трудно объяснить, как осуществляется переход вновь образованных слов из речевого статуса в статус языковой, ибо «общественная воспроизводимость не может возникнуть без усвоения новой, окказиональной единицы, то есть без включения её в состав средств индивидуального языка» [Торопцев, 1985:168].

С признанием индивидуального языка отпадает необходимость в выделении таких признаков окказионального слова, как творимость и функциональная одноразовость [Лыков, 1971:80; 1972:85; 1976:11]. Отграничительным (дифференцированным) признаком окказионализмов, по нашему мнению, можно считать их ненормативность (наличие отклонения от узуса) и отсутствие в общем языке. Противопоставление традиционного (регулярно воспроизводимого) и нетрадиционного (не обладающего ре-1улярной воспроизводимостью) дало основание Н.И. Фельдман (1957:66—74) и Е.К. Чирковой (1975:92) назвать окказионализмом любую лексическую единицу, не входящую в словари.

Исходя из вышеизложенного, принимаем следующее определение окказионального слова — это ненормативная лексическая единица, принадлежащая индивидуальному языку и не зафиксированная в современных словарях русского языка.

Из множества терминов для обозначения таких слов в диссертационной работе мы используем наиболее устоявшиеся термины «окказиональное слово» и «новообразование». Как синонимы нами используются термины окказионализм, окказиональное образование поэта, индивидуально-авторское образование (поскольку исследуются новообразования конкретного автора).

Индивидуальная речь (язык), в частности, поэтическая, не случайно привлекает к себе внимание лингвистов в связи с обилием употребляемых в ней новообразований. К исследованию словотворчества поэтов в разное время обращались: Г.О. Винокур (1943); В.В. Тимофеева (1962); Э.И. Ханпира (1966); В.Н. Хохлачёва (1967); Р.Ю. Намитокова (1968; 1986; 1989); О.И. Александрова (1973; 1978); М.А. Бакина (1975; 1977); А.Д. Григорьева (1977); В.П. Григорьев (1976; 1979; 1986; 1995); И.А. Загрузная (1980); М.А. Петриченко (1981); Т.Б. Воробьёва (1982); Н.А. Геуркова (1986); А.Г. Оганесян (1989); И.Е. Шахова (1991); В.Н. Виноградова (1995) и др.

В своих работах исследователи-лингвисты ставят следующие вопросы: что представляет собой словотворчество как стилеобразующее средство в системе поэтического языка; каковы роль, функции авторских новообразований в художественных текстах разных жанров и в поэтической системе отдельных художников слова; каково место авторских новообразований художественной речи среди других типов новых слов общего языка; как влияют взаимоотношения между ними на развитие лексической и словообразовательной системы языка и на язык в целом. Для решения этих вопросов, пишет Р.Ю. Намитокова, безусловно, потребуется теоретическое обобщение процессов индивидуального словотворчества, которое станет возможным в свою очередь лишь тогда, когда, во-первых, будет проведён анализ словотворчества отдельных поэтов и писателей и целых групп художников слова, объединённых одним дыханием времени, в сопоставлении; во-вторых, с подобными явлениями в других подъязыках, и прежде всего — в научном стиле и разговорной речи, где более всего проявляется эта словотворческая тенденция [Намитокова, 1986:27—28].

Насколько нам известно, новые слова, созданные И. Северяниным, не были предметом монографического исследования, между тем, творчество поэта в целом и его словотворчество, в частности, несомненно, заслуживают большего внимания. Забвение И. Северянина — одного из ярких, неповторимых русских поэтов «серебряного века» может быть вполне объяснено идеологическими обстоятельствами: И. Северянин был «не нашим поэтом», пользовался «репутацией салонно-мещанского менестреля с ограниченным диапазоном интересов, замкнутых на стремлении к буржуазному комфорту» [Бабичева, 1991:5].

Исследование его творчества хотя и не запрещалось впрямую, но, по-видимому, всё-таки не приветствовалось. Однако нельзя сказать, что его поэтическое творчество в целом и новые слова как важная составная часть, не рассматривались вовсе. Ещё до революции вышла книга о его творчестве «Критика о творчестве И. Северянина» (М., 1916), К.И. Луковский в 1914 году детально-бегло проанализировал словоновшества поэта, отметив и положительную, и отрицательную стороны этого феномена [Чуковский, 1969:202—239]. В 1975 году в Малой серии «Библиотеки поэта» увидел свет однотомник И. Северянина, который сопровождала вступительная статья Вс. Рождественского, «осторожно» оценившего творчество И. Северянина: «дальше этого понимания старый мастер не пошёл: видимо, сказалось сложившееся общественное мнение, этакая аберрация свободного зрения...» [Куклин, 1991:17]. В литературных журналах последних лет появились статьи о творчестве И. Северянина в связи со 100-летием со дня рождения поэта [Урбан, 1987; Кривошеев, 1987; Хургина, 1987; Лубянникова, Мнухин, 1988; Василевская, 1991; Шаповалов, 1992]. В 1987 году состоялась научная конференция, посвящённая 100-летию со дня рождения И. Северянина, и опубликованы тезисы докладов. В 1997 году опубликована монография Ю.В. Кипко, Е.В. Михайличенко «Бессмертный огонь дарования», в которой рассмотрены вехи поэтического творчества И. Северянина, черты его личности и таланта, даны методические рекомендации изучения творчества И. Северянина [Кипко, Михайличенко, 1997].

И. Северянин был одним из наиболее плодовитых словотворцев, им созданы сотни новых слов, и некоторые из них приняты языком — это ли не высшая награда для поэта! Прошло много лет со дня кончины поэта (1941 г.), ещё больше — с момента, когда его прижизненная слава достигла апогея, а он так и остался во многом непознанными и для поклонников поэзии, и для науки, осваивающей литературный процесс рубежа XIX—XX столетий. Эпохальные перемены в нашем обществе вернули российскому читателю многих полузабытых кумиров прошлого.

Б. Окуджава написал: «Нынче мне очень близок и дорог И. Северянин. Сущность этого большого поэта, как всякого большого поэта, — в первооткрывательстве. Он рассказал мне то, что ранее не было известно. Мой путь к нему был труден и тернист, ибо был засорён нашим общим невежеством, и я поминутно спотыкался о ярлыки, которыми поэт был в изобилии увешан. К счастью, во мне всё-таки нашлись силы, чтобы разобраться во всём этом. И я увидел, что пошлость, в которой его упрекали, есть не что иное, как стилистическое своеобразие и угол зрения, свойственные этому поэту. И. Северянин — мой поэт, поэт большой, яркий, обогативший нашу многострадальную поэзию, поэт, о котором ещё предстоит говорить, и у которого есть чему учиться» [Окуджава, 1987, 1991:215]. Вслед за Б. Окуджавой, мы тоже хотим говорить о И. Северянине, об особенностях его языка, «разобраться» в его словотворчестве: ведь негативные оценки творческой жизни поэта порождались, видимо, прежде всего неприятием его как новатора языка, между тем, именно «осмысленные неологизмы» и являются отличительной чертой идиолекта И. Северянина.

Прежде чем приступить к анализу новообразований поэта, считаем необходимым сказать несколько слов о месте И. Северянина в литературном процессе начала XX века.

Впервые термин «серебряный век» или «русский Ренессанс» употребил Николай Бердяев, характеризуя таким образом необыкновенный культурный и интеллектуальный подъём, который переживала Россия в конце XIX — начала XX века. Это было время рождения русской философии как научной дисциплины и бурного расцвета русского модернизма, так стали называть три новых поэтических направления, возникших в этот период: символизм, акмеизм и футуризм. Но дело не только в новизне поэтических приёмов, необычности литературных масок, новых философских ориентирах и устремлениях поэтов этого времени, «серебряный век» — это и свойственное всем его представителям внутреннее единство, выражающееся в нерасторжимой связи их творчества и личной судьбы: искусство для них было жизнью, а жизнь искусством. Это позволило им, несмотря на многочисленные принципиальные творческие и личные расхождения, а порой и вражду, несмотря на всю их разноликость и разноплановость, слиться в сознании потомков в единую плеяду «поэтов серебряного века» [Мандельштам, 1996:5]. «Кто кончил жизнь трагически, Тот истинный поэт», — написал поэт о поэтах и о Северянине тоже — замечательном поэте «серебряного века».

Судьба И. Северянина — и в России, и в эмиграции — напоминала судьбу блоковского героя из стихотворения «Балаганчик» (1905), в котором смешно дёргается паяц и вдруг, перегнувшись за рампу, кричит: «Помогите! Истекаю я клюквенным соком.» На самом деле это лилась кровь. За маской эпатажа, эксцесса, шокирующего публику, мечтателя-грезёра, иронизирующего лирика, точнее — «лирического ироника», страдало лицо поэта. Октябрьский переворот и гражданская война, знаменовавшие конец «серебряного века» в корне изменили судьбу И. Северянина. Лишённый своей аудитории, «король поэтов» умер в полном забвении и нищете.

«Бессмертный огонь дарованья» [Шефнер, 1991:213] отмечали все без исключения собратья по перу, современники И. Северянина: от сдержанных А. Блока («Это — настоящий, свежий, детский талант» [Блок, 1963:232]) и О. Мандельштама («И всё-таки лёгкая восторженность и сухая жизнерадостность делают Северянина поэтом. «Нельзя писать «просто хорошие» стихи. Если «я» Северянина трудно уловимо, это не значит, что его нет» [Мандельштам, 1987:248]) до воспевшего его В. Брюсова («И ты стремишься ввысь, где солнце — вечно...») и Ф. Сологуба, написавшего восторженные рецензии.

В поэзию И. Северянин пришёл не совсем обычным путём; стихи его были резко не похожи на то, что тогда (первое 10-летие XX века) писали и печатали. Едва ли И. Северянин обратил бы на себя внимание, восстанавливая поэтический провинциализм, где «четверть века центрит Надсон» или придумывая курьёзные слова. Видимо, был в его поэзии живой нерв и была потребность в том, что он делал. Имя И. Северянина тесно связано с модернистским направлением в русской поэзии, характеризующимся прежде всего поиском новых форм, образов, ритмов. Он — поэт жизнерадостного мироощущения, созерцатель светлых и чистых сторон бытия, изобразитель интенсивных красочных видений. «Весна» и самое яркое и простое её обозначение «Сирень», как символы пробуждения человека и жизни, являются доминирующими понятиями всего творчества И. Северянина. Стихи о чистой и прекрасной любви, о преклонении перед женщиной, о безудержной радости жизни, о природе во всех её проявлениях понятны всем и во все времена. Миропонимание И. Северянина опиралось на своеобразную «оптимистическую» творческую программу, которая одновременно являлась программой группы поэтов-футуристов. В начале 10-х годов совместно с К. Олимповым, Г. Ивановым и Граалем Арельским Северянин создаёт группу эгофутуристов, которая возникла «как крайнее проявление субъективизма и новаторского произвола в литературе в ряду других подобных явлений, вставших в оппозицию символизму /с собственно футуристами (кубофутуристами) эгофутуристов объединяло стремление к поиску новых языковых возможностей в поэтическом творчестве»/ [Аврааменко, 1990:220].

В начале XX века чётко обозначилась общая тенденция обновления языка. Таким образом, идеи футуристов звучали с ней в унисон: во что бы то ни стало создать «язык будущего». Однако породили явления, подчас чуждые природе языка. Одним из таких явлений было «неуёмное словотворчество в поэтике футуризма» [Аврааменко, 1990:221]. Провозглашённый в 1911 году «Манифест эгофутуризма» гласил: 1. Душа — единственная истина. 2. Самоутверждение личности. 3. Поиски нового без отвергания старого (подчёркнуто И. Северяниным) [Встречи с прошлым. 1987:125]. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты (ассонансы, диссонансы). 6. Борьба со «стереотипами» и «заставками». 7. Разнообразие метров. Спустя несколько месяцев, по воспоминаниям самого поэта [Северянин, 1990:384], в Москве родился «кубофутуризм» (В. Маяковский, Бурлюки, В. Хлебников и др.). Кубофутуристов с эгофутуристами объединяло «стремление к поиску новых языковых возможностей в поэтическом творчестве» [Аврааменко, 1990:220]. И только. Далее знак равенства не возможен. «Кубисты» отвергали всё «старое», включая классическую литературу, и, следовательно, «душа» для них была чуждым понятием. Целью же поэзии Северянина было познание души, эмоционально-духовное начало личности. Приём эпатажа, который модернисты считали едва ли не обязательными наборе поэтических средств, в поэзах И. Северянина был оригинален и дерзок. Поэт шокировал, тем самым привлекая интерес.

И своё пристрастие к радости бытия, к предметам роскоши и свой эгоцентризм И. Северянин сумел обозначить оригинальной поэтикой, важной составной частью которой являются языковые новшества поэта, музыкально-ритмическое своеобразие стиха. Кубофутуристы «в своём словотворчестве достигали зачастую полнейшей нелепости и безвкусицы, в борьбе с канонами эстетики употребляли отвратные и просто неприличные выражения» [Северянин, 1990:384]. Его же неологизмы, построенные вполне «осмысленно», были красивы и экстравагантны. И. Северянин приучал к новизне: «Снежеет снежно, снежеет нежно, Над ручейками хрусталит хрупь»; «День алосиз. Лимонолистый лес Драприт стволы в туманную тунику». Сказано изысканно и необычно. Можно упрекнуть его за вычурность языка, непонятность, нелепость, абсурдность, красивость, выдуманность, примитив. Так говорили и говорят до сих пор. Однако мы берёмся утверждать, что он отдавал себе отчёт в том, что именно делает, рисовал свою «утопию» сознательно. Если отнестись к стихам И. Северянина серьёзно, мы получим то, что он обещал: мороженое из сирени, ананасы в шампанском, розовых слонов, ветропросвист экспрессов, страну голубых антилоп, русалок, лесофей, королев, окружённых благоуханием сирени, фиалок, ландышей, левкоев, роз, мимозы, жасмина, нарцисса, хризантем. Он пишет откровенный лубок, но он сознательно наивен, красочен, примитивен, экзотично ярок. С помощью «лубочной наивности», красивости, «изысканного языка» И. Северянин пытался обновить поэзию.

Обращают на себя внимание необычность словесных ударений, морфологических форм, словосочетаний, стилистические контрасты и, конечно, слова, созданные поэтом, стремившимся к обогащению языка на основе нового словотворчества; у И. Северянина: велосипедит почтальон, он может фантазно лгать, вздыхать элежно, трагедию жизни претворить в грезофарс, написать о девятнадцативешней, разлепе-сточить апельсин, весну онашить, увидеть и рожицу омарью, и как припятитрубился «Аскольд», и как лёд иззелено-посинел, и как ветрится куст, назвать пустыню золотой океаной, ландыш белонежным, посмеяться над утончённо-тонными дурами, сказать лиловеет, сиреневеет, кружевеет, создать гнёзда авторских новообразований: Он — чарователь, чаровальщик, чарун, он — чарник, чародей; И в чаровом самоубийстве, Уста твои — чаруйные новеллы!

Неотъемлемой характерной чертой индивидуального стиля является неподражаемая северянинская ирония, которая так восхищала В. Брюсова. «Ведь я лирический ироник...» — написал поэт. Это важно: не иронический лирик, а именно «лирический ироник». Носитель иронии, который иронизирует над тем, что сам же воспевает. Ирония стала выражением всё того же поэтического «примитива»; осложняя и конкретизируя этот «примитив», она производила неожиданное действие, переводя глубокую поэзию в факт «массовой культуры» [Кошелев, 1988:20].

Творчество поэта в целом и словотворчество всегда принималось неоднозначно. Уже при жизни поэта вышел сборник «Критика о творчестве И. Северянина (СПб, 1916), где оно оценивалось с разных позиций. С одной стороны, ему отдавали должное как даровитому поэту: «Да, И. Северянин — поэт в прекрасном, в лучшем смысле слова» [Брюсов, 1916:25]. С другой стороны, он определённо «выпадал из обоймы» «прогрессивной» реалистической литературы. Особенно оскорбительной для пролетарской критики была аполитичность поэта (заметим в скобках, что и в «поздний» период творчества И. Северянин не напишет ни одного стихотворения против существовавшего режима). «Наверное, действительно, — пишет Б.Ш. Окуджава, — с колокольни этих критиков творчество И. Северянина казалось искажённым. В иронии и самоиронии поэта — мерещилась им враждебная сила, в отсутствии злобы и агрессивности — слабость, и многочисленные почитатели стихов поэта именовались ими обывательской толпой, которой, естественно, противопоставлялись мифические «народные массы» [Окуджава, 1991:215].

Эмоционально постигая дух личности, самоутверждаясь, поэт ищет «новое, не отвергая старого», пользуется «смелыми образами и эпитетами». Для И. Северянина в один поэтический смысловой ряд складываются: Любовь! Россия! Солнце! Пушкин! Могущественные слова!... Несомненная связь и истоки северянинской поэзии — в русской классике, в её традициях. «Откинув маленькие экстравагантности, состоящие почти исключительно в употреблении новопридуманных слов или форм слова, мы в стихах И. Северянина увидим, — справедливо заметил В.Я. Брюсов, — естественное продолжение того пути в нашей поэзии, по которому она шла со времён Пушкина или даже Державина» [Брюсов, 1916:24].

Но ежели собратья по перу отдавали ему должное как поэту, то как новатор языка он почти не признавался ни своими современниками, ни последующей критикой. «Не думаем, чтобы надо было доказывать, что И. Северянин — истинный поэт», — написал В. Брюсов, заметивший позднее, что все его недостатки в безвкусии [1916:13]. Другой критик выразился об И. Северянине так: «Поэт с замечательным слухом и замечательным отсутствием вкуса» [Гаспаров, 1993:266]. Утверждая, что «нового» у И. Северянина не более, чем приносит каждый истинный поэт», мэтр символизма всё же замечает: «...кое-какие права на звание новатора дают И. Северянину его неологизмы». Для эпохи новаторства начала века, когда, как известно, наблюдалась «возросшая активность обращения к индивидуальному словотворчеству» [Бакина, 1977:78], «словотворческий выдвиг» И. Северянина был весьма смел, даже на фоне В. Маяковского и В. Хлебникова (новообразования И. Северянина на порядок уступают последнему в количественном отношении). Безусловно, не все в поэзии И. Северянина равноценно, далеко не всё совершенно и вызывает симпатии, но у И. Северянина много достоинств и открытий как в поэтическом творчестве, так и в создании новых слов. Более четверти XX века И. Северянин был действующим лицом в русской поэзии.

Имя И. Северянина редко упоминается в специальных работах по исследованию новых слов. Критическому осмыслению словоновшевств И. Северянина посвящена интересная и, на наш взгляд, объективная работа В.Н. Виноградовой [1995:90]. Но можно найти и такое упоминание об И. Северянине: «Аномальными неологизмами характеризуется в целом лишь творчество некоторых символистов и футуристов (Хлебникова, Белого, Северянина и др.), именно поэтому их словоновшества оказались мертворождёнными, не только те, которые были образованы совершенно произвольно, но и те, которые базировались на реальном материале русского языка (вроде слов речар, любавица и др. Хлебникова) [Шанский, 1987:62]. Но так или иначе негативная оценка творчества И. Северянина в целом и, словотворчества в частности, сопутствовала ему при жизни. Поэт прекрасно понимал, что лежит в основе этого неприятия. Своим критикам он ответил стихотворением «Двусмысленная слава»:

Во мне выискивали пошлость,
Из виду упустив одно:
Ведь кто живописует площадь,
Тот пишет кистью площадной.
Бранили за смешенье стилей,

Хотя в смешенье то и стиль!
Неразрешимые дилеммы
Я разрешал, презрев молву,
Мои двусмысленные темы —
Двусмысленны по существу.

Исходя из вышесказанного, мы полагаем, что творчество и словотворчество И. Северянина заслуживает более пристального внимания и изучения. О многогранности таланта поэта В.Я. Брюсов сказал так: «Это — лирик, тонко воспринимающий природу и весь мир и умеющий несколькими характерными чертами видеть то, что он рисует. Это — истинный поэт, глубоко переживающий жизнь и своими ритмами заставляющий читателя страдать и радоваться вместе с собой. Это — ироник, остро подмечающий вокруг себя смешное и низкое и клеймящий это в меткой сатире. Это — художник, которому открылись тайны стиха и который сознательно стремится усовершенствовать свой инструмент, свою лиру...» [Брюсов, 1916:17]. Все вышеназванные обстоятельства определили актуальность избранной нами темы.

Полнота описания словообразовательной системы языка автора невозможна без анализа семантико-деривационной структуры индивидуально-авторских новообразований, актуальность которой несомненна для выявления индивидуальных особенностей поэтического мастерства художника слова.

Образование новых слов И. Северяниным осуществлялось в соответствии с тенденциями развития словообразования русского литературного языка XIX века. Назовём основные из них: 1. Центральным процессом, пронизывающим словопроизводство всех частей речи, был процесс устранения словообразовательной дуплетности и специализации словообразовательных средств на выражении одного или нескольких значений. 2. Процесс расхождения с формами производящих слов определялся укреплением категории качества в системе прилагательных и наречий. 3. Развитие словообразовательной системы литературного языка направлялось и определялось общим процессом сближения его с «народной речью» (просторечием). Существовало существенное различие между приспособлением к русскому языку широкого потока иноязычных заимствований — существительных, с одной стороны, и прилагательных и глаголов с другой. 4. Все эти процессы определили рост агглютинативности системы именного словообразования литературного языка [Земская, 1964:7—17].

Изменения, происходившие в литературном словообразовании первой половины XX века, не колебали общую устойчивость литературного языка, его традиционно сложившиеся нормы. Это объясняется тем, что сами по себе изменения, происходившие в языке на протяжении полувека, не явились «революционными». Они вносили лишь некоторые изменения (микроизменения) в действовавшие нормы литературного языка. Назовём основные тенденции развития словообразования русского литературного языка первой половины XX века: рост агглютинативности в словообразовательной системе русского языка; усиление тенденции к специализации словообразовательных средств литературного языка; устранение полисемичности и повышение продуктивности ряда словообразовательных типов; понятие маркированности-немаркированности, рост экспрессивности словообразовательных типов как противодействие росту регулярности; стилистические изменения в системе словообразования; словообразовательные инновации [Земская, 1968:9].

Актуальным также является описание неузуальных способов в их соотношении с узуальными в рамках индивидуального языка одного носителя, в частности, И. Северянина. Интересно выявление специфики функционирования новообразований в поэтическом тексте (в зависимости от текстообразующих свойств языка, от частеречной принадлежности слов, от способов их образования, от индивидуального почерка автора).

Выбор в качестве материала исследования поэтических новообразований обусловлен тем, что «преобразованием и изобретением» новых слов занимаются главным образом поэты» [Львова, 1980:47].

Известно, что стихотворная речь противостоит прозаической и осознаётся как особый тип речи. «Стихотворение есть особый тип речи, своеобразная выразительная система, существенно отличающаяся от обиходной речи, и от художественной прозы» [Тимофеев, 1966:260]. Стихотворная (поэтическая) речь квалифицируется как особый тип речи не только литературоведами, но и лингвистами, в частности, Б.А. Лариным: «Мастерство словесных эффектов у поэта совсем другого рода и имеет совсем иное назначение, чем во всех остальных типах речи» [Ларин, 1974:41].

В качестве специфических называются следующие черты поэтической речи: 1) значительная, по сравнению с другими функциональными стилями, свобода речевых средств и их применения; 2) относительно широкое использование разнообразных внелитературных элементов; 3) активная реализация семантико-стилистических, словообразовательных и других потенций общелитературного языка; 4) преобразование в художественном тексте всех его компонентов, в частности, оценочно-смысловой структуры слова; 5) расширение диапазона лексической и синтаксической сочетаемости [Карпенко, 1974:171].

Многие лингвисты утверждают, что стихотворная речь ближе к живой разговорной речи, чем прозаическая, что стихотворная речь более насыщена разговорными элементами, преимущественно окрашенными [Артёменко, 1977:160]. Общим местом всех лингвистических исследований является утверждение, что изучение поэтической речи отнюдь не имеет узко локальной значимости, что поэтическая речь — это своего рода лаборатория для языковедов, открывающая громадные возможности и представляющая обширнейший материал для ее освоения в лингвистическом плане.

В качестве объекта исследования взяты окказиональные слова И. Северянина, извлечённые методом сплошной выборки из 4-х сборников стихотворений поэта (см. приложение 4).

Цель предпринятого исследования, заключающаяся в анализе индивидуально-авторских новообразований И. Северянина в семантическом, словообразовательном (анализ с точки зрения реализации в них словообразовательных возможностей русского языка и соответствия/ несоответствия их узусу) и функциональном (выявление специфики функционирования окказионализмов в поэтических текстах И. Северянина) аспектах, предполагает решение следующих задач:

1. Выявление массива новообразований И. Северянина;

2. Составление словника новообразований поэта с учётом их частеречной принадлежности;

3. Классификация новых слов по способам словообразования с учётом их частеречной принадлежности;

4. Выявление частотности узуальных и окказиональных способов словообразования в поэзии И. Северянина;

5. Выявление словообразовательных типов индивидуально-авторских новообразований, определение их продуктивности;

6. Выявление наличия/отсутствия отклонений от словообразовательных типов общего литературного языка/ отклонения формального, семантического, формально-семантического планов;

7. Описание основных функций новообразований в поэтических текстах И. Северянина. Выявление предпочтительности употребления индивидуально-авторских новообразований поэта с целью номинации или другими целями (номинативно-оценочной, целью создания художественного образа, эстетической и т. д.).

Все исследователи, изучающие индивидуально-авторские новообразования, при отборе фактического материала опираются на два критерия: исследовательскую интуицию и данные словарей соответствующей эпохи (список словарей, по которым проводилась выверка материала, см. в приложении 3). Безусловно, интуиция — критерий субъективный, а словари не отражают всего словарного состава языка. Но более чётких критериев, к сожалению, нет.

Методы исследования. Методологической основой анализа явился принцип диалектического единства формы и содержания. Основным исследовательским методом в диссертации является метод непосредственного наблюдения за фактами языка. Интерпретация языкового материала осуществлялась посредством описательного и сопоставительного методов с опорой на исследовательскую интуицию.

В работе также использован метод комплексного анализа новообразований, предполагающий рассмотрение окказионализма с точки зрения семантико-словообразовательного и функционально-стилистического аспектов. Широко использовались также приёмы контекстуального анализа, реконструкции конкретного словообразовательного акта, количественной оценки фактов.

Новизна исследования. Мы уже отмечали выше отсутствие в современной лингвистической литературе специальных монографических работ, посвящённых изучению новообразований И. Северянина,¹ однако сравнительно часто новые слова поэта использовались в качестве примеров, иллюстрирующих словообразовательные и стилистические процессы в языке [Бакина, 1977; Александрова, 1978; Улуханов, 1996 и др.]. В 1987 году в г. Череповце состоялась научная конференция, посвящённая творчеству И. Северянина, результатом которой была публикация тезисов докладов, среди которых лингвистические в количественном отношении уступают литературоведческим, назовём некоторые из них: В.П. Григорьев «Северянин и Хлебников»; Н.А. Кожевникова «О словоупотреблении И. Северянина»; Р.Л. Смулаковская «Некоторые особенности синтаксиса в произведениях И. Северянина»; Л.Л. Бельская «Рифмы Игоря Северянина» (исследователь отмечает обилие экзотических рифм и неологизмов /около 20% всего состава/, что свидетельствует о стремлении автора расширить и обновить словарь русских рифм»); М.И. Сидоренко «Словообразовательная характеристика окказиональных слов Игоря Северянина». В этом докладе автор исследует в словообразовательном аспекте 292 окказиональных слова в 312 текстах из сборника стихотворений И. Северянина (Л., 1975); выделяются разнообразные словообразовательные способы и элементы, которые, по мнению автора, создают «впечатления естественности окказионализмов» [Сидоренко, 1987:58—60].

Словарная картотека настоящего исследования содержит 982 производных слова. Обобщённый анализ новообразований представлен в пяти таблицах. В тексте диссертации исследуется 750 ед. новообразований И. Северянина, которые достаточно адекватно характеризуют его словотворчество. С целью получения максимально полных результатов анализа новообразований И. Северянина в указанных аспектах нами исследуются следующие части речи: существительные, прилагательные, глаголы, деепричастия, причастия и наречия.

Новизна нашего исследования состоит в систематизации собранного фактического материала (982 ед.) по сводной классификации способов словообразования, включающей как узуальные способы (что было уже предметом внимания М.И. Сидоренко), так и неузуальные способы, которые специально, применительно к языку И. Северянина, никем ещё не рассматривались. Анализируется семантико-деривационная структура индивидуально-авторских новообразований в пределах каждого способа словообразования с учётом их частеречной принадлежности; выявляются словообразовательные типы окказиональных слов, определяется их продуктивность, а также соотношение их со словообразовательными типами общего литературного языка, что отражено в сводных таблицах. Окказиональная лексика поэта исследуется в функциональном (с целью выявления специфики её функционирования) аспекте, что также не было специальным предметом исследования, применительно к индивидуальному языку И. Северянина.

Теоретическая значимость диссертации состоит в выявлении особенностей поэтического языка на определённом фактическом материале; в конкретизации понятия «индивидуально-авторский язык»; в понимании индивидуального языка как соотношения узуальных/неузуальных способов словообразования, в соответствии с которыми образуются индивидуально-авторские поэтические новообразования; в выявлении функций новообразований в рамках поэтического творчества одного автора; наконец, анализ словотворчества отдельных поэтов и писателей, объединённых одним периодом творчества, в дальнейшем их сопоставлении, даст возможность теоретического обобщения процессов индивидуального творчества.

Практическая ценность заключается в том, что положения и выводы, содержащиеся в диссертации, могут быть использованы для дальнейшего изучения и выделения способов индивидуально-авторских новообразований, деривационной структуры, словообразовательных типов, а также функций новообразований. Привлечение материалов и основных результатов работы возможно в практике преподавания курсов «Современный русский язык», «Стилистика русского языка», «Лингвистический анализ текста», спецкурсов и спецсеминаров по словообразованию и лексикологии. Некоторые положения могут быть полезны для углубления научных основ школьного курса русского языка и проведения факультативов по русскому языку. Материалы исследования могут быть использованы для составления словаря индивидуального языка И. Северянина.

Апробация работы. Основные положения и результаты исследования были изложены в докладах и сообщениях на заседаниях лаборатории ономасиологических исследований (1997, 1998 г.г.), на научных конференциях профессорско-преподавательского состава ОГУ (1996, 1997, 1998, 1999 г.г.), на научно-практической конференции в институте усовершенствования учителей г. Орла «Проблемы регионального образования: Опыт и перспективы» (1997 г.). Диссертация обсуждалась на кафедре русского языка ОГУ (1999 г.).

По теме диссертации опубликовано 5 работ.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Словотворчество И. Северянина является яркой особенностью творческой манеры поэта, окказионализмы «одна из главных примет его идиостиля» (идиолекта). Образование новых слов базируется на реализации норм современного русского литературного языка в неразрывном единстве со смелым новаторством («в области словотворчества И. Северянина во многих отношениях был настоящим новатором»).

2. И. Северянин использует при создании индивидуально-авторских новообразований 13 традиционно узуальных способов словообразования: суффиксальный, сложение, префиксально-суффиксальный, сложение с суффиксацией, префиксальный, префиксально-суффиксально-постфиксальный, субстантивацию, слияние с суффиксацией, префиксально-слитно-суффиксальный, постфиксальный; и 6 неузуальных (окказиональных) способов: субституцию, контаминацию, плюрализацию, редеривацию, элиминирование, гендиадис; а также 2 смешанных способа: слияние с усечением основы, сложение с усечением основы.

3. Использование словообразовательных типов идёт с нарушением языковой нормы и без нарушения языковой нормы. Среди новообразований И. Северянина выделяем новообразования, созданные по продуктивным типам общелитературного языка: а) без нарушений условий создания; б) с нарушением условий их создания (нарушения формального, семантического, формально-семантического планов); созданные по малопродуктивным и непродуктивным типам общего языка; созданные по словообразовательным типам, не отмеченным в общем языке.

4. Новообразования созданы И. Северяниным чаще не с целью назвать реалию, а дать ей оценку, выразив к ней своё отношение, поэтому в семантической структуре лексической единицы выделяем коннотативный компонент,

5. Окказионализмы в поэтических текстах И. Северянина многофункциональны, используются преимущественно с целью создания художественного образа, подчёркивающего самобытность, неординарность, творческую индивидуальность этого художника слова, которую определяет «не эстетизм, не эгозаклинания, не формальные изыски (хотя всё это присутствует). Её определяет то, что прозвучало «слово как таковое», вычурно замаскированное, манерно игривое, декоративно пряное, но по сути своей — именно поэтическое, льющееся, звонкое слово» [Кривошеев, 1987:73].

Примечания

1. Статья В.Н. Виноградовой «Об эстетической критике словотворчества» непосредственно раскрывает тему работы, заявленную в названии [Виноградова, 1995:90—98].

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.