3.2. Оценочная метафора с ведущим зрительным модусом перцепции
Многозначность ассоциаций, возникающих в рамках оценочной метафоры, наблюдается и на базе зрительного восприятия окружающей действительности. Зрение подразделяется на несколько (суб)модусов: восприятие света, цвета, формы, размера и т.д. Мы рассмотрим оценочные метафоры, основанные на цветовом восприятии окружающей действительности, которое является наиболее существенным для метафорического творчества Игоря Северянина. «Вообще цвет является средством, которым можно влиять на душу. Цвет — это клавиш, глаз — молоточек; душа — многострунный рояль. Художник есть рука, которая посредством того или иного клавиша целесообразно приводит в вибрацию человеческую душу» (Кандинский, 1996, 185).
Современная психология доказала существование не только физического воздействия цвета, но и психического. Например, красный цвет может вызывать душевную вибрацию, подобную той, которую вызывает огонь. Теплый красный цвет может усилиться до болезненной, мучительной степени, вследствие сходства его с текущей кровью.
Зрительное основание актуально для метафорики поэта — лирика и ироника, который воспринимает и оценивает жизнь в момент ее «наивысшего цветения», и передает всю гамму цвета с помощью флористической орнаментовки своих стихов:
Когда сиреневое море, свой горизонт офиолетив,
Задремлет, в зеркале вечернем луну лимонно отразив,
Я задаю вопрос природе, но, ничего мне не ответив,
В оцепененьи сна блистает, и этот сон ее красив(«Berceuse сирени»)
а также «россыпей» драгоценных камней: «вода в тонах топазных» (камень различной окраски — нежно-желтой, нежно-голубой), «вдоль рябины, нагроздившей горьковатый коралл», «янтарь муската».
Лексемы, именующие признаки окружающего мира, воспринимаемые на основе модуса перцепции, прежде всего противопоставлены как «характеризующий» (статический) признак и «проявляющийся» (динамический) (Рузин, 1996, 39). В русском языке первый представлен атрибутами-прилагательными: черный, красный, белый и т.д., а второй — атрибутами-глаголами: чернеть, краснеть, белеть (ср.: фиолетовый — офиолетить).
Наиболее продуктивно в текстах Игоря Северянина используется характеризующий признак, представленный цветовыми прилагательными, в том числе образованными от номинаций растительного мира, прежде всего цветов. В пределах узкого контекста (словосочетания, простого предложения) цветовые прилагательные обычно неэкспрессивны. Субъект констатирует наличие цвета, но не высказывает свое отношение к нему (экспрессия автора нулевая). В пределах расширенного контекста цветовые прилагательные становятся оценочными, возникает двуплановость повествования: с позиции героя-рассказчика лишь отмечается цветовой признак объекта, с позиции же автора цветовое определение наполняется экспрессией, передает отношение поэта к изображаемому: положительную или отрицательную оценку.
Например, положительная оценочная семантика синего цвета (и голубого) связана с генетической страстью Северянина к воде. Реки, ручьи, озера, моря всегда поражали его воображение, отсюда синий цвет как знак преклонения перед морем, восторга перед его красотой:
Такое синее, как небо
На юге юга, как сафир,
Синее цвета и не требуй:
Синей его не знает мир.
Такое синее, густое,
Как ночь при звездах в декабре.
Такое синее, такое,
Как глаз газели на заре(«Синее»)
Оригинальный, меняющий степень своего качества, синий цвет моря отражает цвет неба, и эти символы «верх» и «низ» насыщены цветом — не банальным. Обычный синий цвет с помощью лексического повтора и многочисленных объектов сравнения становится оригинальным, преломленным через призму поэтического видения.
Восприятие цвета связывается с ассоциациями, которые в определенных жизненных обстоятельствах закрепляются в сознании человека. Оценочное отношение к конкретным краскам проявляется и в идиостиле Игоря Северянина: создается впечатление о закреплении авторской экспрессии за некоторыми прилагательными со значением цвета в контексте.
Следует отметить интересную закономерность в выборе Северяниным оценочных предикатов — качественных прилагательных: положительную оценочную коннотацию приобретают названия двух цветов — золотого и лилового, семантика которых представлена широчайшей гаммой:
— золотой — солнечный, палевый (бледно-желтый с розоватым оттенком), медный, рыжий, мимозный, апельсиновый, лимонный;
— лиловый — фиолетовый, лазурный, лазоревый, бирюзовый, фиалковый, сиреневый, льняной, незабудковый, васильковый.
Лилово-голубой цвет сирени на протяжении всего творчества Северянин предпочитал всем другим. Его субъективная оценка лилового как цвета жизни и весны противоречила стандартному мнению о лиловом как цвете скорби. Цвет у Северянина связан с психологическими переживаниями лирического героя, а в психологии эмотивная функция лилового цвета ассоциируется с глубокими интимными переживаниями, с любовной страстью, с погруженностью индивидуума в свой внутренний мир, с напряженной внутренней жизнью:
Офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой,
Лиловеют разнотонами станы тонких поэтесс...(«Поэзоконцерт»)
Для выражения отрицательной оценки поэт часто использует (с коннотативными семами) такие названия цветов, как серый и пунцовый, семантика которых также представлена достаточно широкой гаммой:
— серый — пепельный, дымный, грязный, бледный, мертвенный;
— пунцовый — алый, коралловый, кровавый, багровый, маковый, померанцевый.
Специфический прием — соединение «негативной» цветовой гаммы в тесном пространстве стихового ряда — усиливает язвительную иронию, направленную на обличение скаредности, жадности как символа нищеты духа поэта:
Когда поэт-миллионер, при всем своем богатстве, — скряга,
Он, очевидно, духом сер.
Портянки, лапти и сермяга —
Нутро. Снаружи — эксцессер.
О, пошехонский эксцессер,
Офрачена твоя сермяга!
О, нищий миллионер,
Твой алый цвет промозгло-сер!
Ты даже в ощущеньях скряга!(«Квинтина V»)
Зрительный модус как характеристика лирического героя испытывает сложную метафорическую трансформацию, скрывающую иронический подтекст-издевку, пренебрежительное отношение Северянина. Объект оценки и оценочный предикат реализованы одинаковыми номинациями цвета, с типичными для текстового содержания отрицательными оценочными коннотациями. Ирония рождается предметно-логическим несоответствием компонентов в оценочно-признаковом высказывании: семантический признак промозгло-сер (в значении «болезненно бледный», «посредственный, ничем не замечательный», «малокультурный», «необразованный» (СОШ, 714)) противопоставляется семантике субъектно-объектного компонента алый цвет в значении «ярко-красный» (СОШ, 22). Типичный для поэта прием усиления оценки («двойной оценки») сопровождается ироническим мотивом, реализуемым эмоционально-экспрессивным несоответствием: столкновением в пространстве поэтической строфы слов «высокой» (эксцесс, миллионер, фрак, дух) и «низкой» (скряга, портянки, лапти, сермяга, промозглый) стилистической окраски.
Подчеркнем специфическое использование Северяниным парадигматического значения цветового прилагательного: в качестве синонимов избираются дериваты от названий мира природы — растений (лимонный, апельсиновый и др.), цветов (сиреневый, фиалковый, мимозный и др.), драгоценных и полудрагоценных камней и металлов (серебристо-бриллиантовый, коралловый, изумрудный, рубиновый, аметистовый бирюзовый и др.).
Северянин ненавидел банальность во всем. А в поэтическом миросозерцании — особенно:
Когда твердят, что солнце — красно,
Что море — сине, что весна
Всегда зеленая — мне ясно,
Что пошлая звучит струна...(«Банальность»)
Как истинный художник слова, поэт не ограничивается только «любимыми» «северными» — лиловым, голубым и синим цветами. Играя словами, он изобретает немыслимые, на первый взгляд, цветовые сочетания, привлекая на помощь лексику ключевых семантических полей: сапфирно-серебристый, изрозо-телесный, хладно-белый, промозгло-серый, цвет пресованного абрикоса, коричнево-белковый, пепельно-палевый и мн. другие. Лингвистические наблюдения показывают, что в одной синтагме соединяются «несоединимые» элементы цветовой гаммы: золотая бирюза, золотая зелень.
К теплым цветам, взаимосвязанным с модусом осязания, Северянин относит янтарный — цвет тепла, надежд, устремленности в будущее; белый — цвет чистоты, целомудрия и невинности:
Сонным вечером жасминовым
Под лимонный плеск луны,
Повстречалась ты мне, грешница,
С белой лилией в руке...
Я приплыл к очам души твоей
По лунящейся реке...
Берега дремали хлебные — золотые галуны...(«Вечером жасминовым»)
Общий оценочный цветовой фон стихотворения можно выразить как единство белого (лилия, жасмин), лилового (вечер) и золотого, лимонного (луна, золотые галуны хлеба). Модус зрительного восприятия в этом стихотворении активно взаимодействует с модусом обоняния — текст насыщен дурманящими запахами жасмина, лилии, знаковых цветов в лирике поэта.
Несмотря на преобладающую в метафорах положительную оценочную функцию цвета, зрительный модус перцепции принимает участие и в создании метафорических образов иронической оценки.
Внешняя красота, призванная нести добро, несовместима с внутренним злом, которое либо скрыто, либо подчеркнуто в поэтическом языке и цвете, выражая бездуховность и безжалостность:
Алая монахиня.
Очи — изумруд.
Дерзость в них и ласковость.
Нрав капризен. Крут.
Льдяная. Надменная.
Едкая. Кому,
Богу или дьяволу, —
Служит — не пойму.
Нежно-милосердная.
Жестока и зла.
Сколько душ погублено!
Сколько душ спасла!
Помолись за грешника,
С чистым согреши...
О, душа безгранная,
Дева без души!(«Алая монахиня»)
Оценочный текст построен на антитезе, отражающей «смятенье чувств» поэта: в яркой цветовой гамме — плохо совмещающиеся красный и зеленый цвета; прилагательные-прагмемы и имена-прагмемы эксплицируют полярно противоположные оценки одного объекта (Бог и дьявол, нежная и жестокая). Преобладание отрицательных предикаций коррелирует с несвойственным поэту «рубленым», «жестким», немузыкальным стихом.
Семантическое рассогласование в названии стихотворения обусловлено противопоставлением импликационального (периферийного) значения слов алый и монахиня. Парадигматический аспект значения данных слов демонстрирует следующие синонимические ряды: алый — ярко-красный, светлый, багряный, червленый, пурпурный, багровый, пунцовый, малиновый, румяный, рыжий, розовый, коричневый (Абрамов, 1994, 195); монахиня — инокиня, келейница, отшельница, послушница, старица, черница, черничка (Абрамов, 1994, 222). Переносное значение названий цветов в синонимическом ряду — радостный (с положительным эмоциональным ореолом) сопрягается в минимальном контексте определительного сочетания с одним из компонентов семантической структуры слов синонимического ряда монахиня — «суровость», «отказ от жизненных удовольствий», «аскетический», «отшельничество», то есть «безрадостный» (с отрицательным эмоциональным ореолом); импликационально негативное значение создается и культурной информацией: традиционно монашеское одеяние считается черным (ср. алая монахиня), в психологии модус зрительного восприятия также свидетельствует о появлении красных оттенков у черного цвета в зависимости от продолжительности наблюдения. Исходное же значение компонентов сочетания не несет оценочного понятия.
Ироническое отношение базируется на столкновении внешне положительной оценки с внутренне отрицательной. Расширение семантики слов в словосочетании реализуется в авторском оксюмороне алая монахиня. Рефрен «Дева без души» (с оттенком безбожности — ср. Дева Мария) как противоположная оценка «душе безгранной» демонстрирует «притворство», позволяя говорить об иронии как стилистическом приеме оценки лирической героини. Оценка-оскорбление звучит в адрес тех женщин, которых поэт сам «придумал»: то, что прежде называлось чувственностью и «грезерством», теперь названо «похотью и ложью».
Таким образом, цветообозначения как символ оценки в поэтике Игоря Северянина устойчивы и стабильны, наряду с другими языковыми средствами они создают контекст его творчества, то есть общий устойчивый фон, формирующий чисто авторское видение мира, индивидуальный художественный почерк, отражающий цветовой спектр языковой картины мира.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |