Борис Гусман. Очная ставка

(«Критика о творчестве Игоря Северянина». — Сборник статей и рецензий)

Маленькая, скромная книжка «Критика о творчество Игоря Северянина» совершенно неожиданно приобретает большой и значительный смысл, если попробовать хоть на мгновение перенести центр внимания. Конечно, когда начинаешь читать эту изящно изданную книжку, то думаешь, что героем ее является Игорь Северянин. Портрет его a la Уайльд, короткая, претендующая на многозначительность, автобиографическая справка, и дальше во всех статьях его имя чуть ли не в каждой строчке...

Но это все внешнее и не в этом значительность книжки. После второй, третьей статьи уже ловишь себя на том, что Игорь Северянин, собственно, отошел на второй план, а сквозь строчки все явственнее и ярче выступает лицо главного героя книги — критики.

О, только в первый момент можно не заметить, что Игорь Северянин это только пробный камень, это только мишень. И все дело, конечно, не в той точке, в которую попал стрелок, а в степени меткости его. А меткость у современной близорукой критики оказалась поистине смехотворной. Господа критики не выдержали очной ставки.

Большая часть мямлит что-то о таланте Игоря Северянина, о его безвкусии, о путях, которыми он должен идти, от чего он должен отказаться и т. д. Скучно, «беспристрастно» и «авторитетно». Но стоит критикам перейти к более точному рассмотрению качеств и недостатков Игоря Северянина, и они оказываются зачастую совершенно беспомощными детьми.

Расхождения получаются разительные. Так, Валерий Брюсов, взяв общий сочувственный тон, заявляет:

После первой книги появилась «вторая», «Златолира», огорчившая всех, кто успел полюбить поэта, — так много в ней появилось стихов безнадежно плохих, а главное, безнадежно скучных.

Но г. Измайлов с ним далеко не согласен:

Что большая редкость, — вторая книга стихов Игоря Северянина не слабее первой.

Интересно, что г. Измайлов не сразу пришел к такому «признанию» поэта. С. Бобров в статье своей указывает, что до «Громокипящего кубка» и общего внимания к Северянину Измайлов отзывался о нем более чем отрицательно. И такое «поспешание за публикой» замечается за г. Измайловым далеко не впервые.

Впрочем, эта же книжонка дает нам в отношении такого «поспешания» материал более определенный. Критик из «Голоса Москвы», в припадке откровенности, признается:

Читаю эти взбалмошные экстравагантные стихи, и где моя придирчивость, где моя желчь и брезгливая гримаса? Рождается даже какое-то сочувствие к несомненному озорству и вызову. Старая истина: победителей не судят. А Игорь Северянин, в самом деле, победитель, и его приход весьма знаменателен.

Валерий Брюсов упрекает Северянина в безвкусном составлении своих сборников:

Можно понять любовь автора к своим произведениям и желание сохранить даже более слабые из них, но есть предел и такой любви. Только полным безвкусием, отсутствием всякого критического чутья можно объяснить, что И. С. переполнил II и III сборники своих стихов вещами безнадежно плохими.

Но, Боже мой, что бы стал делать И. С., если бы ему пришлось следовать советам господ критиков и даже наиболее авторитетных. По поводу стихотворения «Очам твоей души», Амфитеатров указывает:

И. С. добродушно невзыскателен к источникам. Так, 1-я же страница 1-й книжки поэт воркует читателю:

Тебе одной все пылкие желанья,
Души моей и счастье и покой,
Все радости, восторги, упованья
Тебе одной...

Ах, нет, виноват: это как раз не г. Игоря Северянина сочинения. У него не совсем так:

Очам твоей души — молитвы и печали,
Моя болезнь, мой страх, плач совести моей,
И все, что здесь в конце, и все, что здесь в начале, —
Очам души твоей...

Не правда ли, мило? Читая, искренно сожалел я, что умерли Я. Пригожий и Саша Давыдов... Какую бы первый музыку написал к этим стишкам, а второй как бы исполнил ее, «со слезой», под гитару!.. И сколько чувствительных барышень потом трогательно звенели бы ее фальшивыми голосенками в домиках, где на окнах цветут герани, а к потолкам привешены клеточки с канарейками...

Ясно, что надо безусловно выкинуть из сборника такие подражательные «стишки» с цыганским пошибом. Но оказывается, не все одного мнения с Амфитеатровым. Иванов-Разумник пишет:

Когда И. С. захочет, он пишет в «старых формах» такие прекрасные стихотворения, как «Очам твоей души» и др.

Конечно, мне могут возразить, что это дело вкуса. Да, действительно, у разных критиков могут быть различные вкусы. Но, неправда ли, становится удивительным, если у одного и того же критика два «разных» вкуса. Так, в одном месте (с. 11) Вал. Брюсов пишет:

«Громокипящий Кубок», — книга истинной поэзии.

А в другом (с. 23) проскальзывает такая фраза:

Все совершенное им... это то, что он написал книгу недурных стихов.

«Истинная поэзия» и «недурные стихи»!.. Великолепно, не правда ли?!.

Но не все об этом Игоре Северянине. В книжке мы находим столь же прекрасные образчики отзывов и о других поэтах. Так о Надсоне Вл. Шмидт немного разошелся во мнениях с Амфитеатровым.

Вл. Шмидт говорит вполне определенно:

Стихи Надсона не только не поэзия, но даже и не литература, а одна стихотворная публицистика.

Амфитеатров отзывается о Надсоне в форме лирической, в которой он оказывается не менее силен, чем в юмористической:

Необычайная красота светло страдающего рыцаря духа отразилась в каждом стихотворении Надсона с такой яркостью и цельностью, что юноша, совсем не щедро одаренный вдохновением, сложился не только в поэта, но в поэта глубокого и оригинального.

Еще больше разошлись эти два почтенных критика по поводу Лохвицкой. По Вл. Шмидту, ее искусство несомненно «второсортное», как бы выкроенное по масштабу среднего интеллигента. По Амфитеатрову, мы имеем дело с поэтессой, «иногда возвышавшейся почти до гениальности».

«Гениальность» и «искусство второсортное» — расхождение, наводящее на слишком грустные размышления, чтобы можно было назвать его курьезным. Великолепный анекдот о российской критике!

Особенно много копий сломано в вопросе о словотворчестве Игоря Северянина. Выражение «драприть», например, понравилось из критиков только одному Вал. Брюсову. Вл. Гиппиус решительно не доволен этим словом:

Через два обыкновенных слова на третье — он прибегает к таким выражениям, как «драприть стволы» и т. д.

А Иванов-Разумник даже возмущен:

Насилование русского языка, которое Северянин возводит в систему: «драприть стволы» и др. — к чему все эти «эксцессы в вирелэ»? Надо пожалеть русский язык и избавить его от таких обогащений.

Но профессор Р. Ф. Брандт, именно с точки зрения правильности образования слова, не совсем разделяет мнение Иванова-Разумника о «насиловании русского языка»:

Не могу не сочувствовать различным способам укорочки, встречающимся у Северянина, таковы: туман... тебя задраприт, вм. задрапирует, с его немецким суффиксом ir.

Что касается выражения «популярить изыски», которым также возмущены и Вл. Гиппиус, и Иванов-Разумник, то профессор Бранд высказывается еще более определенно:

Двукратное укороченье представляет выражение «популярить изыски» вм. по-пу-ля-ри-зи-ро-вать и-зы-ска-ни-я. Последнее Игорем чуть ли не сказано в шутку, но я рекомендовал бы это всерьез.

Но в самое комичное положение попал, благодаря своему авторитетному тону, Валерий Брюсов:

Есть (у Северянина) просто исковерканные слова, большею частью, ради рифмы или размера, как «глазы» вместо «глаза» и др. Громадное большинство этих новшеств показывает, что И. С. лишен чутья языка и не имеет понятия о законах словообразований.

Вся комичность этой сентенции о «чутье языка» становится очевидной, когда прочтешь приведенную по этому поводу пр. Брандом народную поговорку: «Свиные глазы не боятся грязи». Очевидно, и народ придется отнести к разряду «лишенных чутья языка и не имеющих понятия о законах словообразования».

Что стал бы делать Игорь Северянин, если бы захотел хоть отчасти послушать советов гг. критиков насчет своего дальнейшего пути!

Валерий Брюсов советует ему стремиться стать «учителем человечества»:

Игорю Северянину недостает вкуса, недостает знаний. То и другое можно приобрести, — первое труднее, второе легче. Внимательное изучение великих созданий искусства прошлого облагораживает вкус. Широкое и вдумчивое ознакомление с завоеваниями современной мысли раскрывает необъятные перспективы. То и другое делает поэта истинным учителем человечества.

А. Измайлов мирится с меньшим:

Признание и любовь придут к нему (Северянину) в ту минуту, когда он оставит в детской все эти ранние игрушки, весь этот ажур парикмахерски прифранченных слов и найдет спокойный и честный язык для выражения нежных, наивных, прелестно грустных переживаний, какие знает его душа.

Иванов-Разумник зовет к природе:

Было бы грустно, если бы он век остался кричать на площади, или разносить свое «мороженное из сирени» по петроградским дачам. Он подлинный лирически поэт, и широкий путь его лежит от «дачи» к «природе», от «площади» — в леса, в поля...

Г-н А. Б. из «Голоса Москвы» никуда не зовет, он советует, по-видимому, остаться самим собой:

Раскрашивать цветочки, рисовать губки бантиком, писать мадригалы нездешним принцессам, — вот его поэтический круг. И пока нет в нем умысла, пока пенятся эти идиллические песенки молодостью и живой любовью к миру, до тех пор такая поэзия может привлекать и очаровывать.

Андрей Полянин ничего не советует, потому что смотрит на И. С. совершенно безнадежно:

...Мы более чем сомневаемся (!), чтобы из «гения Игоря Северянина» выработался хороший поэт.

А Амфитеатров «вылил свои думы» в стихах, пародирующих, между прочим, одно из стихотворений Северянина:

Читаю вас: вы нежный и простой,
И вы — кривляка пошлый по приметам.
За ваш сонет хлестну и вас сонетом:
Ведь, вы — талант, а не балбес пустой!
Довольно петь кларетный вам отстой,
Коверкая родной язык при этом.
Хотите быть не фатом, а поэтом?
Очиститесь страданья красотой!
Французя, как комми на рандеву,
Венка вам не дождаться на главу:
Жалка притворного юродства драма,
И взрослым быть детинушке пора...
Как жаль, что вас, дитей, не секла мама
За шалости небрежного пера!

Каким проворным Фигаро нужно быть, чтобы хоть приблизительно следовать всем этим зовам и советам.

О, очная ставка господ критиков оказалась необычайно удачной и яркой. Игорь Северянин со своими необычными успехами, взлетами и падениями явился блестящей, совершенно исключительной мишенью для этих близоруких охотников. Это состязание с удивительной ясностью доказало, что только любовь или ненависть должны руководить пером критика. Сухая объективность, серое беспристрастие оказались для критика путеводителями совершенно непригодными.

Конечно, и говорить нечего, что личные счеты, погоня за вкусами толпы, собственное безвкусие, неумение разбираться в явлениях искусства и отсутствие чуткости ставят человека, берущегося за перо критика, в исключительно смешное положение.

Пусть эта маленькая книжонка станет настольной для всякого, кто хоть минуту сомневался в истинном значении нашей беззубой, равнодушной, творчески несостоятельной, нечуткой и «авторитетной» критики.

<1916>

Борис Гусман. Очная ставка

Комментарии