Письма И. К. Борман
1
После 22 сентября 1927 г.
Ответьте мне, прошу Вас, на следующие вопросы:
1.) Получили ли Вы письмо мое от 22.IX?
2.) Как фамилия Мих. Ал.?
3.) Когда Вы едете в Ревель?
4.) Ревельский адрес?
5.) Удивитесь ли Вы, если я посвящу Вам несколько стих<отворений>?..
Вот и все пока.
Давайте Ваши ручки!
Игорь.
2
5 декабря 1927 г.
Toila, 5 XII. 1927.
Светлая Ирина Константиновна, Вы такая прелесть, что выполнили все в точности! Конечно, я Вами доволен и благодарю Вас.
Когда именно поедете Вы домой? Я, право, не знаю, удастся ли нам попасть к Вам: мои лыжи сломаны, а новые я хотел купить в Ревеле, полагая, что вечер будет до праздников. Теперь же я задумываюсь. За последнее время трижды ездил в Нарву, но там ничего подходящего, — в смысле лыж, — нет. Мы ждем на Рождество из Юрьева Вильмара Адамса и, возможно, если разрешите, вместе с ним заглянем к Вам, если не в душу, то в дом. Впрочем, Вы известите меня еще, не правда ли? Постепенно втягиваюсь вновь в прерванную поездкой работу.
Вчера написал новеллу (в прозе), отослал фельетон в газету. Стихов новых нет. В Двинске написал всего три. Все сильнее тянет в лес, и на днях хочу в монастырь. После 20 янв<аря> думаем вновь в путь — м<ожет> б<ыть>, в Польшу. Через Двинск, где предложено повторение вечера: был полный зал, и мне предлагали повторить через три дня, но я был связан Ригой, где пришлось выступить семь раз подряд. Фелисса приветствует и Вас, и тех кукол, о кот<орых> Вы сообщали: они не из живых, и ей нет оснований их не любить.
Жму Вашу ручку. По вечерам светит молодой месяц, и в парке бродят замысловатые тени. И мы среди них. Поблескивает наст, и сияние его грустно и болезненно. Как сияние некоторых чувств.
Ваш Игорь.
P. S. Фелисса просит Вас подарить ей куклу. Дешевую, конечно.
3
22 июня 1929 г.
Toila, 22.VI.1929 г.
Самое лучшее, если вы навестите нас между 25—28 VI.
Мы будем очень Вам рады.
Удобнее и живописнее ст. Oru.
Сердечный привет от Фел<иссы> Мих<айловны> и меня. Итак, ждем.
Ваш Игорь.
4
25 июня 1929 г.
Toila, 25.VI. 1929 г.
Экстренно вызваны в Юрьев. Сейчас уезжаем. Сообщим о дне возвращения. Привет. Вернемся дней через 5.
Игорь.
5
9 июля 1929 г.
Toila, 9.VII.1929 г.
Вчера, 8-го, мы вернулись в Toila из Lunja, где гостили у Виснапу. Приезжайте теперь к нам в ближайшие дни, не откладывая. Сердечно приветствуем Вас и ждем, Ирина Константиновна.
Игорь.
6
19 июля 1929 г.
Toila, 19.VII.1929 г.
Итак, мы ждем Вас в дни, Вами назначенные. Постараемся встретить. Но жаль, что не знаем станции. Сообщите, если успеете.
Привет искренний.
Игорь.
7
9 июля 1930 г.
Toila, 9.VII.1930 г.
Фелисса сердечно благодарит Вас и всех Ваших за ласковый прием и просит передать всем привет. Присоединяюсь к ней. Особая моя благодарность Мих<аилу> Конст<антиновичу> за любезную доставку «верхом на палочке». Я жду его к себе. На велосипеде это быстро делается. Итак, всего хорошего. Ф<елисса> просит сообщить адрес госпожи Кульдвер. Ревельский.
Игорь.
8
11 июля 1930 г.
Toila, 11.VII. 1930 г.
Вы знаете, когда приезжайте? — 18—19-го июля: в воскресенье, 20-го, я и Фелисса выступаем здесь в вечере, даваемом местным Музыкальным о<бщест>вом. Упросили, и неловко было отказаться: о<бщест>во хочет подработать, а я здесь уже 13-й год живу, и надо было внести свою лепту.
Вчера вечером вернулся с озер, куда ходил вместе с Л. А. Андрушкевичем и И. X. Степановым. Вспоминали Вас. Они живут здесь на даче. Первый пробудет до 20 авг<уста>, второй вскоре уедет. Попали под четыре грозы, - славно освежились! Провели там два дня. Третий раз в этом сезоне был я на своей воде. А к Вам около 1 авг<уста> на несколько часов. Идет?
Слезайте в Орро. Черкните заранее, — приду встречать на полпути.
Фелисса Вас приветствует и ждет
Игорь.
9
1 июня 1931 г.
Toila, 1.VI.1931
На днях у нас были Винклеры, и мы от них узнали о Вашей болезни, и вот выражаем сочувствие и искренние соболезнования. Берегите себя, в особенности на закате. У меня весна тоже прошла под знаком всяких болезней, в том числе невралгии правой стороны головы. А теперь Фелисса Мих<айловна> расхворалась: насморк, кашель и пр. Думаю, что Вы уже в Шмецке, пишу туда. Напишите о своем здоровье, а когда совсем будет хорошо, приезжайте сами. Верх у нас сдан, но внизу для Вас местечко имеется. На днях ждем вдову худ<ожника> Вербера, а затем Инг Виснапу. Вообще же, дачников, к нашей радости, в Тойле не предвидится. Приедете — обо всем поговорим лично. Много есть о чем поговорить. Маме и Мих<аилу> Конст<антиновичу> передайте наши приветы. Как Ваш журнал? Выходит?
Книги мои все еще печатаются. К июлю, вероятно, выйдут в свет. От И. X. получили приглашение на свадьбу. Очень удивились. Итак, всего доброго.
Игорь.
10
5 июля 1931 г.
Toila, 5.VII.1931 г.
Вам посылается привет, запрос о здоровье и ожидание Вас в Toila. И не воображайте, пожалуйста, что бездождье продлится все лето, а потому не очень-то ссылайтесь на «успеется»... «Поспешишь — людей насмешишь», и все боятся почему-то смеха, между тем как он полезен для здоровья, а обрекать ближнего на недуги не так уж вежливо. Какая зловредная сия пословица! И вот — рассмешите людей — поспешите к нам!..
Игорь.
11
5 августа 1931 г.
Toila, 5.VIII.1931 г.
Не все поездки оставляют после себя очаровательное впечатление, — такова, напр<имер>, моя последняя к Вам. Нелепая, глупая, что она могла дать мне, кроме досады, полнейшей неудовлетворенности? Невменяемое собственное состояние, ненужные спутники. Бр!.. У нас гостит Адаме. Целыми днями стихи, острые разговоры. Приезжайте в субботу в 2 ч<аса> дня из Аувере. Постараемся встретить в Орро. Фелисса все знает. И не подумал скрыть! Она очень просит Вас к нам. Настроение у всех чудесное. А что это за история с «Нарвск<им> листком?» Привезите №. Я чрезмерно удивлен. Итак, до субботы.
Ваш Игорь.
Пишите впредь на меня непосредственно. Эту открытку Вы получите в пятницу. Спешил, — почта уходит. А если в субботу не приедете, ждем во вторник с тем же поездом. Вообще не откладывайте очень приветы и ожидания.
Иг.
12
13 октября 1931 г.
Toila, 13.Х.1931 г.
Выезжаем мы отсюда во вторник, 20.Х, в 3 ч<аса> дня. Зайдите вечерком к Агате и там сговоримся обо всем. Все дни будем очень заняты, но вечером, конечно, свободны. Усиленно благодарствуем за хлопоты. Из Белграда уже получили два билета 1-го класса по всей Югославии на 3 месяца. Дни стоят такие дивные, листва так лучезарно-лимонна, море такое тихое и опаловое, что расстаться с милой осенью нашей трудно! Переписываю новые книги, кот<орые> повезу с собой. Приветы наши Вам.
Ваш Игорь.
«Навидит» или ненавидит А. — не все ли равно? Да и нет, в сущности, ничего подобного, конечно. А у меня для Вас есть «писулька», кот<орую> лично доставлю. А в Европе что-то уж чересчур «атлантидно». Где-то кого что застанет... Кажется, это повсюдно...
13
9 ноября 1931 г.
Любляна, 9.XI.1931 г.
Милушка. Вот мы и в Югославии, и уже в третьем городе. Сегодня здесь концерт. 3.XI был в Варшаве, 5 в Мариборе, 6 в Птуе (Петеум). Любляна на Саве, около австр<ийской> границы, в 2 ч<асах> езды от Триеста. Завтра едем в Белград, до кот<орого> 12 ч<асов> езды. Мари-бор, где мы провели двое суток, совершенное очарование: в горах, на Драве, теплынь, чистота, асфальт, уют. Познакомились там с весьма игривой обладательницей дивной виллы, роскошного авто и старого мужа... Она угощала нас тончайшим обедом, винами и фруктами своих садов, возила, сама управляя авто, в Птуй за [неразб], а когда провожала, вагон наполнила цветами. В ее доме встретились с кн. Е. Оболенской и одной богатейшей помещицей под Марибором, приглашавшей к себе гостить на месяц, но нет времени! В Любляне нас встречали проф. Макледов и Кун, сестра Липковской, с букетом лимонных хризантем для Ф<елиссы> М<ихайловны>. Шлем Вам привет. Жорж обещал писать Вам. Увы, нет больше места.
Целую Игорь.
Пишите на Белград. Один экземпляр, конечно Ваш!...
14
9 января 1932 г.
Toila, 9.I.1932 г.
Праздники мы встретили в Дубровнике на Ядране у наших очаровательнейших Сливинских. У них же живет В. В. Шульгин — спутник наших адриатических блужданий и просветитель по части красавиц из Конавли... Побывали в Сараево у милейших из милых, Валентины Васил<ьевны> Берниковой, которую я 11 месяцев не видел и уж очень захотел видеть: не поленился для этой цели 16 часов просидеть в купэ, натопленном, как баня. Да и назад столько же. Она была так обрадована и взволнована свиданием, что мне не пришлось пожалеть затраченных на нее (точнее — для нее) сил. 27-го дал концерт в Белграде, а уж 28-го в 8.35 веч<ера> домой. В Варшаве пробыли всего 18 час<ов>, 3 часа в Риге и около 10 в Юрьеве, я не уверен в Вашем адресе: с Вами это случается, тем более что и на Ракитина не писали. Так вот подтвердите получение открытки этой, и я напишу более подробно. А мои-то открытки из Болгарии и Югославии Вы получили? Что Вы теперь вытворяете? Сообщите. Фишечка Вам шлет привет.
Игорь.
Как Ваше меццо? В Софии были 6 раз в опере. Слушали и «Шванду» Вайнбергера, — гадость. Впрочем, Христова (контральто) спасла 2-й акт.
15
5 марта 1932 г.
Toila, 5.III.32 г.
Дорогая Ирина <...>
Да, гадалка Ваша во вкусе времени, слов нет, но почему же только два друга дома? Не маловато ли несколько?... Уж на худой конец — дюжину. А что прославитесь — недурственно, знаете ли... Только вот вопрос, как и в чем? А вдруг кого-нибудь там ухлопаете, съедите или в корзинку упрячете? По нашим временам и это слава... на всеобщем бесславии! Впрочем, все это шутки, и я действительно хочу Вам, детеныш, всяких успехов... в пении, например.
А что касается валерьяшки, есть средства и повернее. Жалею, что я на таком «почтительном» расстоянии нахожусь постоянно, а то живо излечил бы «болящую»... При этом гарантировал бы «некоторую неприкосновенность», конечно, при желании, а еще точнее — при нежелании... Понимэ?
Впрочем, надо полагать, и в Ревеле такие «средствия» имеются. Только советую побольше напирать на валерьянку при встрече с добрыми знакомыми, авось кто-нибудь и посочувствует. Как я, примерно.
В Нарве все было «ничего себе»: и зал, и бал, и отэль. Публики было около 250, причем русских, как и следовало ожидать, около пяти... Куль-туу-рный град, что и говорить! Я был приглашен в «жюри», и уж как нас там <не> жури, выбрали некую Мария Маркс. Обывательница, как обывательница. Миленькая, круглолицая, конфузливая. «Веселились» до трех, а потом пошли в Петроградскую», где утром уплатили счет за... бессонницу, однако не в Ирушкином смысле.
А мне все мерещится Ваш бальный туалет с бантиком!... Поедете на праздники домой, заезжайте, право. Обязуюсь быть «паинькой» в моем смысле!
Читать здесь почти нечего. Попробовал было «Антлантиду-Европу» Мережковского, но «сробел» на десятой странице. Нет, уж я предпочитаю ей «Атлантиду» Пьера Бенуа: понятнее и ближе. А еще тут читали рассказы Бунина, Зайцева, Чирикова, Рощина, Куприна. Все весьма посредственно. А Куприн так и совсем выдохся. И все время читателя по плечу похлопывает. Фамильярничает. Ужасно хамит Бунин, заметно «академит». Порой даже до неприятности: задевает. Зайцев неровен, Рощин еще совсем «желторотый», <но> с проблесками и остринкой. Но это с ним редко все же. Лучшей книгой эмиграции остается по-прежнему вышедшая в свет летом в Белграде «Книга Июнь» Тэффи, где она уже не только юморист, но и тончайший, оригинальнейший лирик. Прочтите непременно.
Чувствую себя, если говорить серьезно, не очень-то хорошо: душа нестерпимо тоскует и мечется. Все чего-то не хватает. Иногда беспредметно, но часто и весьма определенно. И этому есть много почти неустранимых причин. Жизнь налажена очень правильно, приятно, даже уютно и вместе с тем...
Я стараюсь, по возможности, винить во всей неурядице себя самого. И уж конечно, известная доля вины лежит на мне. Но, принимая в соображение свои навыки, свои привычки и вкусы, т. е. свою сущность... Не знаю, право, как Вам, дорогая Ирина, ясно и лучше все это выразить, но, верьте мне, мучаюсь я порой самым недвусмысленным образом.
Как следствие всего этого — частая апатия, чисто физическое недомогание, побаливает сердце, и, вообще, меня мутит.
И это тем больнее и нестерпимее, что Фишенька редкостно-порядочный, тонкий, любимый и любящий человек. Она все видит, бедная, и мучается в свою очередь. А «утешения» здешние (я имею в виду живых людей) чрезвычайно слабые и не всегда рациональны...
Пишите, Ирушка, чаще и, если что-нибудь более интимное и откровенное, адресуйте на «нее»: жена может расстроиться иногда и из-за
пустяка, стойко перенося зачастую более серьезное. Люди уж так устроены. Дайте мне Ваши ручки: надежные, испытанные, понимающие.
Приближается весна. Солнце-то, заметьте, какое! Душа полна грусти и радости, боли и блаженства. Стареющий поэт (как это жутко звучит!) все еще преисполнен любви к миру, людям и молодым женщинам. И это, думается, так понятно, так неизбежно, так нужно!...
Ваш Игорь.
16
18 июля 1932 г.
Toila, 18.VII.1932
Миленькая невежа!
Где ответ на мое обращение от 9-го мая? Злитесь? Нужно ли? Не лучше ли было сразу откликнуться? Ваше молчание несколько осложняет пустяк, в сущности производит неблагоприятное впечатление. Вы понимаете меня, надеюсь? Вы хотите меня понять — вернее?...
Фелисса Мих<айловна> и я ждем Вас 28—30: 31-го здесь будет много оркестров и хоров. Съезд всего. Захватите с собой простыни. Одеяло есть. Я хочу Вас видеть. Сообщите день и поезд — я приду на ст. Орро Вас встретить. Мне нравится прийти. В Нарве — надо думать — печатается моя «Адриатика». 25.VI Волгин увез от меня рукопись, обещая, что типография в ближайшие же дни пришлет корректуру. Однако до сих пор ничего нет. И сам Волгин примолк. Я ему черкнул открытку. Он пробормотал в ответ по телефону что-то невразумительное. Голосок его был какой-то неуверенный. Мягко выражаясь — я смущен... Я получаю со всех сторон заказы. И у меня кончаются сбережения. Мне книга необходима. Если увидите его, попросите его поторопить типографию. Мы приветствуем Вас. Равно маму и Мих<аила> Конст<антиновича>. Я жду от Вас очень скорого письма.
Ваш Игорь.
Я жду Вас, Ирушка, одну — мне нужно с Вами говорить более или менее интимно. Для других есть другие дни.
Иг.
17
6 августа 1932 г.
6.VIII.1932
Милая Ирушка!
На днях пришлю к Вам, — конечно, с Вашего разрешения, - пять экземпл<яров> «Адриатики», вышедшей в свет 5-го августа, и попрошу Вас, деточка, распродать их по знакомым. Цена всего одна крона. Я послал много экз<емпляров> в Югославию, Варшаву, Берлин и пр. Если разойдутся все 500 экз<емпляров>, я смогу осенью уехать в Румынию и уж, конечно, опять на Адриатику. Иным способом теперь денег не заработаешь, и Вы это отлично понимаете.
Вчера от нас уехал Вася. Он пробыл неделю. Что-то с ним произошло: мрачен, тяжел, удручен, молчалив и даже не хихикает. Старался его рассеять, но тщетно. Посоветовал приехать другой раз в лучшем настроении. В нем есть признаки безумия. Говорю это совершенно серьезно.
Приезжал как-то Иван Хар<итонович>, затем Россбаум из Ревеля, иногда бывает Маслов. Брейтвейт живет уже две недели. Энергична, деловита, современна. Умна и воспитанна. Ежедневно купаются с Фишенькой и Дусей. По вечерам читаем Гумилева (она его лично знала), Сологуба, Блока. Собираемся к Эссену, который усиленно зовет. Он приезжал к нам 10-го июля. Ночевал. Был мил и занятен. Приезжайте же в ближайшие дни к нам. Не забудьте, пожалуйста, простыни.
Фишенька, Грациэлла и Дуся Вас приветствуют. И ждут. Познакомитесь и с Аурой, и с Норой. Вы их еще не знаете? В Тойле очень много дачников. Вчера чуть-чуть не попали к Вам ночью в авто: из Ревеля в Гунгербург ехал вечером Стильмарк, заехал пить чай и катал нас. Приглашал всех на курорт. Дамы запротестовали: шел дождь и боялись за туалеты.
Итак, Ирина, жду. Целую.
Привет маме и М<ихаилу> К<онстантиновичу>. Ваш Игорь.-
18
12 августа 1932 г.
Toila 12.VIII.1932
Я приду обязательно встретить Вас. Дождя не предвидится. Но и если бы и был, пусть он не смутит Вас: дороги настолько хороши (из-за засухи), что сразу испортиться не могут. Мы с Фелиссой очень рады повидаться с вами: столько тем, впечатлений, оттенков!..
Всегда Ваш Игорь.
19
26 октября 1932 г.
Toila, 26.Х.1932 г.
Милая Ирушка!
«Не осуди за долгое молчание»: столько приходится писать ежедневно писем, что никак не собраться было. Уедем мы не ранее чем между 20—25 XI, если, конечно, достанем деньги, а это теперь, сами знаете, трудно. Пока что живем с 1 сент<ября> исключительно на проданные экз<емпляры>, поэтому крайне заинтересованы в скорейшей продаже. До сих продано повсеместно 101 экз<емпляров>, вернее — продано-то больше, но не отовсюду разрешено пересылать деньги. Есть уже и долги. Вообще, трудненько. Как только угораздит Вас отделаться хотя бы от двух экз<емпляров>, шлите переводом. Если увидите Ив<ана> Хар<итоновича>, подстегните его: у него 25, и он молчит, «как убитый». Все жалуются, что дорого, но снижать цену и не думаю: «мал золотник» и т. д. Отчасти я рад, что задерживаемся: осень здесь прелестна. «Дочь Альбиона» 1 окт<ября> переехала в Ieve, а раззнакомился с нею я 15 сент<ября>: не мог простить ей того, что не оправдала себя, как мечты, а предстала вопиющей прозой пред светлые очи мои!.. Вас же мы всегда помним и любим, чего и Вам желаем касательно нас.
Привет Ст. Ив. и Вам от Фелиссы и меня. Пишите!
Игорь.
20
28 июня 1933 г.
28. VI. 1933 г.
Замок «Храстовац» Словения
Дорогая Ирушка!
1-го июля исполнится ровно четыре месяца, как мы уехали из Тойла. С Вами мы расстались 16 февраля. Побыли два дня в Юрьеве, день в Риге, три в Варшаве, где я дал вечер, и 9 марта, в сумерки, мы уже ехали по Кишиневу в отэль «Paris». В этом уютном и обворожительном городе с улицами-аллеями провели без трех дней два месяца, дали там три концерта, выезжали на три дня в Аккерман, дал и там вечер, затем в авто съездили в Бугаc за 18 кил<ометров> к Черному морю, а 5-го мая покинули Бессарабию и направились читать в Бухарест, гда и пробыли четыре дня. 11-го мая приехали в Белград, дали вечер и пробыли три недели, потом уехали на природу в Дубровник и на восемь в Сараево (и тут был концерт), вернулись на неделю в Белград, а 21 июня приехали, по предлож<ению> пр<авительст>ва, сюда на лето, в старинный (600 лет!) австр<ийский> замок гр. Герберштейна, в котором 120 комнат. Из окна дивный вид на окрестности: холмистые буковые леса и поля, горы, река, а вдалеке синеют Альпы, начинается Триест. От Вены четыре часа езды, от Триеста и Фиуля — пять, от Белграда — 12 ч<асов> езды в ск<ором> поезде. Хотя посещаемость концертов и была хорошей (бывали вечера по 500-700 чел<овек>!), цены билетов стояли крайне низкие, и в результате все, что заработали, ушло на поезд в Румынию и отэли. Здесь же у нас билеты бесплатные, как всегда. Финансовая сторона дела, след<овательно>, оставляет желать лучшего. Зато бездна впечатлений и переживаний, сотни новых знакомств, среди которых есть более чем интересные. Да и старых друзей в Югославии почти всех перевидали. Напишите нам, давно ли Вы в Шмецке, что у Вас нового, встречали ли в Ревеле Россбаума, Вебер и друг<их> знакомых. Я никому ничего все это время не писал, и лишь теперь, в природе и тишине, ни о чем (я не сказал: ни о ком!) не думая. Постепенно принимаюсь за переписку и вообще письм<енную> работу. В Румынии написал 10 стих<отворений> и 4 в Дубровнике. Шлем сердечный привет маме и Мих<аилу> Конст<антиновичу>, а если Нина Конст<антиновна> и Мих<аил> Алекс<андрович> у вас, то, конечно, и им. Встречаете ли Вы Василия Аким<овича>? Кланяйтесь и ему. Мы много гуляем в лесу и полях, ловим рыбу. Попадаются сазаны и проч. В Бух<аресте> видели Липковскую, пришедшую на мой концерт. Она похудала, что ей к лицу. Недавно вышла замуж — в 53 года - за датчанина [неразб.]. Ему 27. Бух<арест> - элегантнейший из городов. Там же живет теперь и Елена Ив<ановна> Арцыбашева. Целую Вас.
Пишите поскорее!
Ваш Игорь.
Мы живем в 18 кил<ометрах> от пограничного г. Марибора (Марбурга). Сообщение автобусное.
21
7 января 1935 г.
[Toila] 7.I.1935
Я жду Вас, милая Ирушка, от 2 до 4 дня у Шульца в пятницу, 11 января.
Целую ручки. Приветствую. На Тойла не отвечайте.
Игорь.
22
19 марта 1935 г.
19.III.1935
Милая Ирина Константиновна, неуловимейшая!! А не зайдете ли Вы сегодня, во вторник, к 8—9 час<ам> веч<ера>? Завтра я уеду - имейте в виду. А повидаться бы нам было нужно. Не правда ли, дитятко? — Руку!
Игорь.
Комментарии
Борман Ирина Константиновна (псевд. ИрБор; 1901 — 1985) — поэтесса, жила в Шмецке (Эстония), близкая знакомая Северянина с 1923 г. Ей посвящены стихотворения «Стихи сгоряча», «Ты вышла в сад», «Маленькая женщина» и др. Письма Северянина к И. К. Борман печатаются по рукописи.
7. Михаил Константинова — брат И. К. Борман.
9. И. X. — Иван Харитонович Степанов.
12. А. — возможно, Антонина Егорова (1904—1990), младшая сестра И. К. Борман. По предположению Л. Городицкого, ей в 1930 г. посвящены стихи Северянина «Бей, сердце, бей...».
...чересчур «атлантидно» — т. е. «катастрофично» (см. в письме № 15 о кн. «Тайна Запада. Атлантида — Европа» Мережковского, 1930).
15. Стареющий поэт — так названо стихотворение, навеянное Ириной Борман.
17. Дуся — Евдокия Владимировна Штрандель.
Грациэлла — Г. Брейтвейт, гостья из Лондона.
19. «Дочь Альбиона» — Г. Брейтвейт.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |