Загадка В.Б.К.
Чьей-то жестокой рукою мы брошены
В эту большую кровать.
А. Вертинский
Образ Веры Борисовны Коренди, как черно-белый негатив, — сочетает в себе непроницаемую черноту, полную прозрачность и все оттенки серого. Она была рядом с поэтом с весны 1935 года по осень 1941-го — почти полных семь лет, но их семейное сосуществование не было счастливым.
Была ли это любовь, или безмерное честолюбие, совершившее ошибку в выборе объекта, или своего рода душевный недуг — неодолимое влечение, которое Вера Борисовна выдавала за любовь? Определенных ответов на эти вопросы нет.
Судя по всему, отношения Игоря Васильевича и Веры Борисовны носили весьма сложный характер. Поэт неоднократно унизился до банального рукоприкладства, но саму жертву методы физического воздействия на первых порах вполне устраивали. Неужели ставка в ее глазах была столь высока, что она решилась не только разрушить две семьи, но и терпеть бесконечные унижения?
Вера Коренди. Репродукция
Нет никаких сомнений в том, что Вера Борисовна обладала определенным влиянием на поэта. Смутно представляется, что это влияние основывалось не только на одних угрозах самоубийства, мнимых болезнях и материальной зависимости. Почему в своих письмах к Фелиссе Игорь Васильевич никогда не пытался письменно опровергнуть ложь злых людей? Житейский опыт подсказывает, что его письменные объяснения могли бы быть приняты благосклонно, а между тем поэт упорно настаивал на личных объяснениях, которые наверняка были бы излишне эмоциональными и могли бы только повредить делу.
Собственно говоря, подлинная причина ссоры Игоря Васильевича и Фелиссы Михайловны, которая привела к окончательному разрыву семейных отношений, так и осталась не названной вслух. Что это была за причина?
Намек на ответ, как всегда, следует искать в стихах. Прежде всего обратим внимание на стихотворение «Винить ли?», датированное летом 1935 года:
Винить ли за жало змею,
Спасающуюся у ржи?
Винить ли подругу мою
За чуточку бережной лжи?
В нем речь идет именно о Вере Борисовне Коренди, которая была, по мнению самого поэта, в своих противоречьях гармонична и в низостях невинных высока. Скорее всего, невинные низости и есть та самая чуточка бережной лжи, которую поэт по какой-то причине не мог поставить Вере Борисовне в вину.
Первый катрен «Сонета о верности», написанного 27 октября 1935 года в Таллинне, начинается словами:
Не будучи сам верным по натуре,
Я верность в женщине ценить привык.
Я сдержанный люблю ея язык.
Вряд ли Фелиссу Михайловну можно было упрекнуть в несдержанности. Скорее, наоборот. Холодная северная натура Фелиссы диктовала ей порой излишнюю сдержанность в проявлении эмоций. Внешне очень спокойно она пережила серию гастрольных романов мужа в Румынии и Югославии, и даже иногда подыгрывала ему. Однако уступки Фелиссы пи в коем случае не следует принимать за слабость ее характера. Вера Борисовна не знала, да и не могла знать обо всех этих топкостях внутрисемейных отношений супругов Лотаревых, и поэтому она избрала ложь как радикальный способ решения всех проблем.
Как показали дальнейшие события, в руках Веры Борисовны был какой-то очень сильный аргумент, оспаривать который было весьма трудно или почти невозможно. Именно поэтому Игорь Васильевич и пытался настоять на личных объяснениях с Фелиссой, не решаясь доверить свои контраргументы бумаге. Если такой аргумент действительно был, то в пользу его существования свидетельствует стихотворение «Скандал в семье педагогической», датированное 27 ноября все того же 1935 года:
Из-за окна, забытого открытым,
Произошел скандал в семье дурех,
И подавилась впопыхах бисквитом
Одна из старых теток четырех.И барышне, ведьмообразной дылде,
Пришлось писать записку на стене,
Что, вот, знакомый доктор запретил-де
Ругаться при распахнутом окне...А под конец записка возгласила
Проклятье воздуху, слова воздев —
Затем, что в воздухе таится сила,
Невинности лишающая дев...
Название стихотворения и его первая строфа дают нам точное указание на семью Запольских, хотя и не все детали совпадают. Например, Веру Борисовну трудно было назвать при ее росте Дылдой. Несомненно, в основе этого стихотворения лежит какое-то совершенно конкретное событие. В начале ноября того же года Игорем-Северяниным написано стихотворение «Матери», по которому можно составить представление о том, как отреагировала на то же событие семья Фелиссы Михайловны:
Как часто матери причиной
Несчастья в жизни дочерей
Своей сухой любовью чинной
И деспотичностью своей!Муж хочет так, а мать иначе,
И вот, мечась меж двух огней,
Несчастная горюче плачет,
Увы, взывая тщетно к ней...Несовместимы долг дочерний
И долг жены: как обнимать
Без муки мужа в час вечерний,
Когда меж ними в мыслях мать?Тут охлажденье неизбежно,
И муж бросает ей в укор,
Зачем незаслуженно-нежно
На мать ее направлен взор...
В спорах с зятем Лина Юрьевна Круут всегда принимала сторону дочери — так поступает всякая теща, почитающая себя нормальной. Вероятно, был такой момент, когда Фелисса дрогнула и уже была готова уступить уговорам Игоря Васильевича, но мать заставила ее проявить твердость. Крайне сомнительно, что Лина Юрьевна одобряла образ жизни и поведение зятя, но она мирилась с ними до тех пор пока дочь была готова терпеть измены мужа.
Итак, в конце октября 1935 года, когда Фелисса Михайловна наконец-то дрогнула и уже была готова простить и вернуть мужа, Вера Борисовна вытащила из рукава козырного туза.
Если между стихотворениями «Матери» и «Скандал в семье педагогической» действительно существует связь, то следует признать, что Вера Борисовна решилась на отчаянный поступок: прижитый тайно внебрачный ребенок вполне мог послужить причиной обострения скандала.
Тайна рождения Лерочки была тем самым аргументом, который Вера Борисовна предъявила обоим семействам в доказательство своих прав на Игоря Васильевича. Муж Веры Борисовны Порфирий Коренев был совершенно уничтожен: мало того, что рогоносец, так еще и лжеотец! Мать и тетки подняли Веру Борисовну на смех. Поэт попал в ужасное положение и принужден был жалко оправдываться сразу перед двумя семьями. Будучи основательно скомпрометирован, он ничего не мог отрицать или утверждать определенно, потому что — ты отдавалась иногда и мне. Вера Борисовна поймала его отнюдь не на голый крючок: закрученная ею интрига достойна Вильяма Шекспира!
Какова же должна была быть ставка, чтобы скромная школьная учительница решилась на подобный скандал? Единственное объяснение, которое лежит на поверхности, — ошибка в выборе объекта. Может быть, она этого долго не понимала, а когда поняла, то почему продолжала мучить и себя, и всех остальных, кто так или иначе был втянут в ее интригу? Сегодня на эти вопросы нет ответов и спросить некого.
Власть, приобретенная Верой Борисовной над Игорем Васильевичем, была практически безграничной. Он попал к ней не только в материальную, но и в творческую зависимость. Поэт пытался как-то оправдаться перед своими читателями в феврале 1940 года, когда отмечалось 35-летие его творческой деятельности. Он опубликовал в таллиннской газете «Вести дня» автоинтервью, озаглавленное «Игорь-Северянин беседует с Игорем Лотаревым о своем 35-летнем юбилее»:
«(...) я слишком ценю Поэзию и свое имя, чтобы позволить новым стихам залеживаться в письменном столе. Только начинающие молокососы могут разрешить себе такую "роскошь". Издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я теперь пишу свои стихи не записывая их, и потом навсегда забываю».
Какая наивная и бесконечно жалкая попытка поэта самооправдаться! Не странно ли, что за период с марта 1935 года по июль 1941 года им написано чуть больше полусотни оригинальных стихотворений? Среди них «Последняя любовь» — единственное комплиментарное стихотворение, которое с большой степенью вероятности могло быть адресовано Вере Борисовне. Подготавливая в 1940 году к печати рукопись сборника «Очаровательные разочарования» Игорь-Северянин включил в него раздел приложений: «Десять сонетов-характеристик, являющихся дополнением к книге "Медальоны", изданной в 1934 году в Белграде. И впоследствии еще пять»1. Количество сонетов — 10 + 5 — было специально оговорено в названии раздела, но в рукописи, которая была передана в ЦГАЛИ Верой Борисовной, их осталось лишь 14. Один сонет исчез, но зато между сонетами «Ходасевич» и «Савва Чукалов» сегодня в рукописи втиснута страничка со стихотворением «Последняя любовь», которое не только не вписывается в этот цикл, но даже и не является сонетом. Кому был посвящен исчезнувший сонет?
Вера Борисовна писала в молодости стихи и даже имела неосторожность называть себя поэтессой. Вполне возможно, что в 1936-м или 1938 году она была удостоена специального сонета «Вера Коренди», который чем-то ее не устраивал. После смерти поэта она изъяла этот сонет, а на его место приткнула страничку с комплиментарным стихотворением «Последняя любовь». Она, наверное, так радовалась своей детской хитрости, что даже забыла изъять из приложения сонет «Фелисса Крут»:
Ты — женщина из Гамсуна: как в ней,
В тебе все просто и замысловато.
Неуловляемого аромата
Твой полон день, прекраснейший из дней.Отбрасываемых тобой теней
Касаюсь целомудренно и свято.
Надломленная бурей, ты не смята,
И что твоей глубинности синей?Ты — синенький и миленький подснежник —
Растешь, где мох, где шишки и валежник,
Цветок, порой поющий соловьем.
И я, ловя форель коротким спуском,
Любуюсь образцовым точным русским
Твоим, иноплеменна, языком.
Но зато Вера Борисовна успела еще при жизни поэта исправить посвященное Фелиссе стихотворение «Сперата». В новой редакции оно стало называться «Нелегкий путь», из покаянного стихотворение превратилось в обличающее. В первой же строфе вместо —
Я при тебе хотел бы умереть:
Любовь моя воистину до гроба —
появилось несуразное —
Мне при тебе мешает умереть:
Твоя — пускай и праведная — злоба.
Девятая строфа была вообще вычеркнута, а последняя — десятая строфа значительно видоизменена и присоединена к восьмой:
Тебе природа оказала честь:
Своя ты в ней. Глазами олазоря
Сталь Балтики, как любишь ты присесть
На берегу, мечтаючи, дочь моря!...Мечтаючи, конечно, о рабе,
Которым помыкала ты когда-то!..
Я вспоминаю с грустью о тебе,
О, невознаградимая утрата.
Когда-то в юности Игорь-Северянин написал предисловие, в котором ясно сформулировал личные творческие принципы:
«Я — противник автопредисловий: мое дело — петь, дело критики и публики — судить мое пение. Но мне хочется раз и навсегда сказать, что я, очень строго по-своему, отношусь к своим стихам и печатаю только те поэзы, которые мною не уничтожены, т. е. жизненны. Работаю над стихом много, руководствуясь только интуицией; исправлять же старые стихи, сообразно с совершенствующимся все время вкусом, нахожу убийственным для них: ясно, в свое время они меня вполне удовлетворяли, если же я тогда их не сжег. Заменять же какое-либо неудачное, того периода, выражение "изыском сего дня" — неправильно: этим умерщвляется то, сокровенное, в чем зачастую нерв всей поэзы. Мертворожденное сжигается мною, а если живое иногда и не совсем прекрасно, — допускаю, даже уродливо, — я не могу его уничтожить: оно вызвано мною к жизни, оно мне мило, наконец, оно — мое!»2
Вера Борисовна заставила поэта изменить своим творческим принципам. Маленькая школьная учительница совершила то, чего не смогла в свое время совершить вся российская критика: она сделала поэта убийцей собственных стихов.
Сонет «Вера Коренди» мы, вероятно, никогда уже не увидим, но зато в рукописях поэта случайно сохранилась «Эпиграмма на одну провинциальную поэтессу», датированная 1937 годом:
Есть — по теории
Невероятности —
В этой инфузории
Признаки опрятности.
Россонь, вид на деревню Сааркюла
Эта злая эпиграмма была написана в Саркуле (Saarküla), где, кроме Веры Борисовны, рядом с поэтом никого не было. Образ безропотной подруги Верочки в письмах Игоря-Северянина к Августе Барановой или Георгию Шенгели разительно отличается от образа коварной и жестокой В.Б. в письмах Фелиссе. Очевидно, поэт ясно понимал, что совершает ошибку, продолжая жить с Верой Борисовной, но признаться в этом своим друзьям он был не в состоянии. Перед ними он всячески пытался оправдать свой невольный выбор. Он не любил Веру Борисовну, но боялся потерять в ней единственную и последнюю опору в жизни.
Так существует ли загадка В.Б.К. Нет у меня определенного ответа на этот вопрос. Иногда я думаю, что все отгадки Вера Борисовна унесла с собой в могилу.
Примечания
1. «Десять сонетов-характеристик...» — Игорь-Северянин. Очаровательные разочарования. РГАЛИ, ф. 1152, оп. 3, е. х. 3.
2. «Я — противник автопредисловий...» — Игорь-Северянин. Громокипящий кубок. Поэзы. Москва, издание В.В. Пашуканиса, 1915, с. 9.
| Предыдущая страница | К оглавлению |