От автора
Если о живом человеке осмеливаются писать таким гнусным тоном небывалые гнусности, забывая об ответственности, то что же способны написать о мертвом, не могущем оправдаться?
Игорь-Северянин1
Я начинал писать эту книгу с длинного, вычурного предисловия. Мне очень хотелось написать ироничные и веселые альковные истории из жизни поэта. Тема оказалась настолько захватывающей, что легко увлекла меня за собой, закружила в водоворотах, заколотила, обдирая бока на перекатах, и неудержимо повлекла сквозь у грозные теснины к падучей стремнине2.
Рассчитать сопротивление материала в физической среде довольно просто. Иное дело — жизнь. Мне казалось, что сфера человеческих отношений, которую я собирался затронуть, обещала быть интересной лишь в связи с творчеством Игоря-Северянина и лишь в той мере, в какой она служила основой для него. Литературный и биографический материал, которым я располагал, казался мне простым и понятным. Я искренне надеялся избежать составления еще одного «донжуанского списка».
Игорь-Северянин в Тойла. Начало 20-х годов. Тарту, ЛМ
Теперь я вижу, как я ошибался. Соприкосновение с чужой жизнью изменило меня. Я начинал писать одну книгу, а получилась совсем другая, и у меня до сих пор нет полной уверенности в том, что написал ее сам. Довольно быстро я понял, что моя задача заключается не в том, чтобы красавицам платья задрав, отыскать там новые дивные дивы3, а в том, чтобы связать воедино нити размахрившегося клубка. Теперь я думаю, что эту книгу написали моей рукой люди, которые близко знали Игоря Васильевича Лотарева, но каждый из которых не смог бы стать ее единственным автором. Эта книга, этот «донжуанский список» есть плод коллективного труда.
Игорь-Северянин не оставил нам подробной автобиографии, но если подобрать к его поэзии правильный ключик, то из мозаики стихотворений сама собой сложится достаточно цельная и правдивая автобиография. Посвящение Марии Волнянской, в котором он именует ее Тринадцатой, навело меня на мысль о том, что таким ключиком мог бы стать донжуанский список поэта.
Будем исходить из того, что Игорь-Северянин есть поэт в истинном значении слова. Автобиографические подробности в стихах порой безжалостны, но все же это не сама реальность, а лишь ее отражение — аристотелевская перипетия, совершенная по законам необходимости или вероятности.
Акт творчества не привносит гармонии в природу, но разрушает ее: лежащий в поле камень самодостаточен, гармоничен и рационален, но достаточно взять его в руку, как он превращается, по необходимости, в булыжник для мостовой или, по вероятности, в орудие пролетариата. Поэтому природа постоянно находится в состоянии сопротивления иррациональному человеческому творчеству, всегда стремится вернуться в исходное положение. Но вот что удивительно, акт творчества именно в силу присущей ему иррациональности может быть прекрасным и совершенным, как творение свободного, стремящегося к постоянному совершенству духа.
* * *
(...) для света
Нередко трудно вникнуть в суть стихов:
Ведь для того, чтоб восприять поэта,
Необходимо знать язык богов4.
Вероятно, из меня получился не очень хороший переводчик с языка богов, но я верю, что когда-нибудь придет тот, кто сумеет исправить мои ошибки. А пока я хочу попросить прощения у тех, кого я должен был бы упомянуть в этой книге, но не упомянул.
Я бесконечно благодарен ныне покойным Вальмару Теодоровичу Адамсу, Рейну Крусу, Борису Владимировичу Плюханову, Вере Борисовне Коренди, Юрию Дмитриевичу Шумакову и ныне здравствующим Вере Михайловне Кругловой, Нине Георгиевне Аршас, Милице Сергеевне Старовойтовой, Сирье Олеск, Серафиме и Владимиру Ройтман, Евгении Алексеевне Креховой-Шумаковой, Сергею Владимировичу Кудрявцеву, Михаилу Елизаровичу Кудрявцеву, Шифаре Хендриксону.
Игорь-Северянин. Шарж из газеты «La Bulgarie»
Примечания
1. «Если о живом человеке осмеливаются писать таким гнусным тоном...» — Игорь-Северянин. Уснувшие весны. РГАЛИ, ф. 1152, с.х.13.
2. «...сквозь угрозные теснины к падучей стремнине» — Игорь-Северянин. Падучая стремнина. Роман в 2-х частях. Берлин, «Отто Кирхнер и Ко», 1922.
3. «...красавицам платья задрав, отыскать там новые дивные дивы» — из стихотворения И. Бродского «Конец прекрасной эпохи».
4. «...для света нередко трудно вникнуть...» — Игорь-Северянин. Падучая стремнина. Роман в 2-х частях. Берлин, «Отто Кирхнер и Ко», 1922.
| К оглавлению | Следующая страница |