Глава 9. Мой Северянин
Судьба Северянина — история фантастического взлёта и невероятного крушения. Картина его неуклонного угасания, нищеты, болезней и забвения — душераздирающая.
Но трагедия не только в этом. С середины 30-х годов поэтический дар стал иссякать. В. Брюсов ещё в 1922 году заметил: «Северянин чрезвычайно быстро «исписался», довёл, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приёмов до шаблона, развил, в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности...». Во второй половине 30-х годов угасание таланта стало очевидным, но Король поэтов так свято веровал в свой Гений, так сжился со своей короной, что не замечал, как она «сползает». Лишь раз Северянин признался себе:
Я растратил свой дар — мне вручённое богом наследство, —
Обнищал, приутих и душою расхищенной пуст...
Признался... и тут же вернулся в звёздные иллюзии. Продолжал свято верить в свой титул Короля поэтов, не замечал, как рушится «королевство», и обвинял в неудачах весь мир даже тогда, когда стихи совсем уже не давались ему.
Поэзия Северянина никого не оставляет равнодушным. Либо восторгаются, либо начисто отвергают. Я Северянина люблю, и чувство это необъяснимо. И в творчестве Игоря Васильевича, и в его личности немало такого, чего не простил бы другому поэту. В творчестве — изъяны вкуса, пошловатая эстетика, небрежность, иногда даже неряшливость в поэтике. В личности — мягкотелость, запредельное самовосхваление и бахвальство, а главное — полное отсутствие мужественности. Но берёшь в руки томик его стихов, и забываешь обо всём этом, очаровываясь волшебной магией строк, мелодией их звучания.
Работая над рукописью, обнаружил, что не один я люблю Северянина этой «странною» любовью. Вот что говорил его современник, строгий критик А. Бурнакин: «Читаю эти взбалмошные экстравагантные стихи, и где моя придирчивость, где моя желчь и брезгливая гримаса?».
Как пристрастны и упоительно безрассудны мы бываем в своей любви!
Любовь — беспричинность. Бессмысленность даже, пожалуй.
Любить ли за что-нибудь? Любится — вот и люблю.
Любовь уподоблена тройке, взбешённой и шалой,
Стремящей меня к отплывающему кораблю.
Куда? Ах, неважно... Мне нравятся рейсы без цели.
Цветенье магнолий... Блуждающий, может быть, лёд...
Лети, моя тройка, летучей дорогой метели
Туда, где корабль свой волнистый готовит полёт!
Топчи, моя тройка, анализ, рассудочность, чинность!
Дымись кружевным, пенно-пламенным белым огнём!
Зачем? Беззачемно! Мне сердце пьянит беспричинность!
Корабль отплывает куда-то. Я буду на нём!
Так может быть прав был М. Гаспаров в своей еретической для учёного-стиховеда мысли: не бывает стихов хороших или плохих; бывают стихи, которые мы любим или не любим.
Пётр Вайль написал замечательную книгу — «Стихи про меня». Книгу о поэзии Северянина я, пожалуй, мог бы назвать — «Стихи для меня».
Поэзию Северянина любили и те, кого никак не заподозришь в плохом вкусе.
В. Шаламов: «Я утверждаю, что хорошее знакомство с Игорем Северяниным более полезно для молодого поэта, чем, например, с творчеством Василия Каменского, Хлебникова и даже Маяковского. Игорь Северянин — поэт абсолютно одарённый, голос которого абсолютной поэтической чистоты при всей его вычурности. Игорь Северянин научит поэта краткому, совершенному русскому стиху, тогда как Каменский и Хлебников, сломав русский стих, ничем его практически не заменили».
Б. Окуджава: «Нынче мне очень близок и дорог Игорь Северянин. Сущность этого большого поэта, как всякого большого поэта, — в первооткрывательстве. Он рассказал мне то, что ранее не было известно. Мой путь к нему был труден и тернист, ибо был засорён нашим общим невежеством, и я поминутно спотыкался о ярлыки, которыми поэт был в изобилии увешан. Над памятью его смеялись, его освистывали, называли пошлым и салонным, и всё это оскорбительное месиво звучало ещё при его жизни. К счастью, во мне всё-таки нашлись силы, чтобы разобраться во всём этом. И я постепенно стал его приверженцем. И я увидел, что это поэт, безрасчётно преданный Евтерпе <...> что пошлость, в которой его упрекали и, есть не что иное, как стилистическое своеобразие и угол зрения, свойственные этому поэту; что слово «салонный» — пустой уничижительный ярлык, придуманный пролетарскими критиками, страдающими множеством специфических комплексов, придуманный ими в уподобь кратковременному официальному духу. <...> И вот, когда по воле различных обстоятельств это мне открылось, я понял, я почувствовал, что Игорь Северянин — мой поэт, поэт большой, яркий, обогативший нашу многострадальную поэзию, поэт, о котором ещё предстоит говорить, и у которого есть чему учиться».
Игорь Северянин — мой поэт... Уверенно подписываюсь под этими словами Б. Окуджавы.
Перу Северянина принадлежит сонет, посвящённый М. Кузмину. В начальных строфах — очень точный портрет Михаила Алексеевича. А в заключительных я отчётливо вижу уже самого автора. Короля поэтов. МОЕГО Северянина...
Запутавшись в эстетности сетях,
Не без удач выкидывал коленца,
А у него была душа младенца,
Что в глиняных зачахла голубках.
Он жалобен, он жалостлив и жалок.
Но отчего от всех его фиалок
И пошлых роз волнует аромат?
Не оттого ль, что у него, позёра,
Грустят глаза — осенние озёра, —
Что он, — и блудный, — всё же Божий брат?...
* * *
Северянин не только недооценённый, но и один из наименее изученных русских поэтов. Мы мало знаем об его творчестве, даже биография пестрит белыми пятнами. Причина в том, что поэт был выброшен из советской литературы как эмигрант и представитель «декадентского, салонного буржуазного искусства, глубоко чуждого советскому человеку». После революции о нём если и вспоминали, то только негативно — с позиций классового подхода к искусству, оценивая его мерками социалистического реализма, используя идеологические клише.
Первая книга стихов Северянина в СССР вышла в Ленинграде с предисловием Вс. Рождественского только в 1978 году — через 61 год после революции! Во второй половине 80-х годов на волне перестройки появились многочисленные, но зачастую поверхностные публикации о поэте. Серьёзно жизнь и творчество Игоря Васильевича много лет изучает его таллинский биограф М. Петров, автор нескольких книг, множества статей и специального сайта, посвящённого поэту (http://www.hot.ee/m/mvp/). В 1977 году вышла книга М. Шаповалова «Король поэтов Игорь Северянин», в 2005-ом — В. Терёхиной и Н. Шубниковой-Гусевой «Игорь Северянин. Царственный паяц», в которую вошли автобиографические материалы, письма, многие из которых публиковались впервые, полная переписка с А. Барановой, прижизненная критика творчества поэта. Книга, наряду с другими материалами, помещена на сайте, посвящённом Северянину (http://www.poet-severyanin.ru/). В наше время исследованиями творчества поэта занимались Ю. Бабичева, А. Марченко, М. Гаспаров, В. Кошелев, К. Волохова, В. Сапогова, С. Исаков, Р. Круус, некоторые другие авторы. Ряд публикаций посвящены языку Северянина. С начала 2000-х годов защищено несколько диссертаций. Мне кажется, отечественное литературоведение в долгу перед поэтом. Но вернуть этот долг непросто: дореволюционный архив Северянина, как мы помним, исчез после отъезда Б. Башкирова за границу. Большая часть эстонского архива сгорела при пожаре в доме поэта. Документы, хранившиеся у Вакха Игоревича Лотарёва, запрещены к публикации его завещанием.
Северянин оставил огромное поэтическое наследие — около 1500 стихотворений, многие из которых не были напечатаны при жизни, а часть — не опубликована и сегодня. Мы по-прежнему почти ничего не знаем о Северянине-переводчике... Общий тираж его изданий около 200000 экземпляров. Он переведён на французский, английский, испанский, польский, еврейский, чешский, болгарский, румынский, сербский, хорватский, литовский, латышский, эстонский, языки и даже на эсперанто.
| К оглавлению |