3.2.2. Фиктонимы

Фиктонимы в поэтическом языке Игоря Северянина вполне могут характеризоваться как особые единицы, и связано это со спецификой лирики, которая «рисует не законченные характеры, не действия, не поведение человека, а его переживания...»¹. Герои

поэтических произведений И. Северянина обобщены в лирическом «Я» автора, а фиктонимы на лексико-семантическом уровне подчас преобразованы в антропонимы. При этом надо осознавать, что обилие фиктонимов-антропонимов содействует раскрытию эмоционально-личностного авторского «Я» поэта.

Вместе с тем поэтический язык И. Северянина изобилует именами персонажей художественных произведений других авторов, а как известно: «Реминисцентное употребление имени персонажа содействует погружению художественных образов одного литературного произведения в мир литературной действительности другого произведения, а следовательно, и переосмыслению той содержательности, которая становится реминисцентно значимой»². Безусловно, автор отдает предпочтение героям литературного происхождения, но поэтическое пространство произведений Игоря Северянина формируют также персонажи фольклорного происхождения и других видов искусств.

Фиктонимы — собственные имена действующих лиц литературного произведения — представлены следующими единицами: Аглавена, Агнесса (3), Агриппа, Аделаида, Аксель (5), Акуля, Алеша Попович, Алешенька, Альберт, Альвина (2), Альмавива, Альфред (2), Амонасро, Ариадна, Балькис (26), Баян (2), Бэбэ (4), Бертран, Валентина (4), Ванда (2), Вандэлин (7), Ванька-парень, Варя (2), Вера, Вероника, Вертэр, Вий, Вильгельм, Витенька, Гамлет, Гаррис, Гарриэт, Герман, Глафира/Глаша (3), Гликерия, Годива (2), Горох (царь), Грасильда (5), Гретхен, Гретхен-Маргарита, Гризель, Гриша, Дездемона, Демон (Врубеля), Джильда, Диза, Добрыня Никитич, Домб, Дон Жуан (2), Дон Кихот, Дон-Хозэ, Дульцинея, Евгения (2), Евфросинья, Ермолка (3), Жан, Жан-Кристоф, Женя/Женька (5), (синьора) Za, Зибель, Зизи (5), Зина, Золотой петушок, Ибрагим, Иван, Иветта (5), Ивлис, Изергиль, Изольда (2), Иллиодор, Илья, Ильферна (7), Ингеборг (7), Ингрид (49), Инстасса (2), Инэс (2), Инэтро, Иоланта (32), Ирина, Ирэн (5), Ифрит, Катюлинька (3), Катя, Кащей, Констанция, Король Лир, Кофейкин Петруша, Лейла, Ленский, Леонора, Лиза (2), Лилит (2), Лина, Лионель (5), Луиза, Луиза дэ-Лэмб, Людмила, Люси, Лючинь (3), Мадлэн(а) (10), Мальва, Малэн (2), Мапоп / Манон Леско, Маргарита, Маргарита-Виолетта, Марио (2), Мария (13), Марк, Мартын, Маруся (б), (княгиня) Марья Алексевна, Марья, Марфа, Марчелла (2), Матреша, Мессалина (2), Мессалина-Титания, Мефистофель (2), Микаэла, Милена (5), Митрофанушки, Млада, Муринька (4), Мэгар, Мюргит, Надир, Нелли (2), Никита, Обломов, Ойя-Сан (5), Олег, Олег Полярный, Онегин (4), Ор (2), Ореанда, Отелло, Офелия, Передонов, Пиковая Дама, Пиама, Принц-Лильевзор, Петр, Петька (2), Псковитянка, Разгул (Парамошка), Райский, Регина (3), Ренато, Роберт, Розина, Роланд (2), Руслан, Саба (2), Садко (2), Salmon, Салтан, Самоваров, Сандрильона, Саня, Светлана, Семен, Сервилия, Сивилла, Сивка-Бурка (2), Снегурочка (2), Снегурка-Тиана, Сойер Том, Сольвейг (3), Стэлла, Таланточка, Тамара (3), Таня (Ларина) / Татьяна (4), Тася (3), Тоска, Тиана (5), Тимофей (2), Фадей, Фальстаф, Фауст, Феврония, Фекла / Феклуша, Филина (7), Филомела, Гекльберри Финн, Флёнушка, Флория, Фроська (2), Хлестаков, Чудлейль (3), Шерамур, Шурочка, Ыйэ, Эгмонт, Эда, Эдварда, Эклерезита (2), Элен, Эльвина (8), Эльгра (2), Эльвира, Эльгрина (7), Эльисса (2), Эрик (16), Эрнани, Эсклармонда (2), Эсмеральда (3), Эсточка, Юния де-Виантро (4), Яга.

Одним из употребляемых имен оказался фиктоним Иоланта (32 словоупотребления), контекстное рассмотрение которого выявило своеобразие употребления фиктонима в лирике. В стихотворении «Памяти П.И. Чайковского» (1908) поэт написал:

Я окропил росой его таланта
Свои мечты и вижу: входят в парк —
Как призраки — Онегин, Иоланта,
Татьяна, Лиза, Герман, Жанна д'Арк.

ТБ. С. 139.

Герои музыкальных произведений П.И. Чайковского вплетаются в лирическое полотно И. Северянина, раскрывая авторские предпочтения и являясь своеобразными связующими элементами разных видов искусств. В другом стихотворении, которое посвящено Л.Д. Рындиной, поэт использует фиктоним Иоланта в ином контексте:

Что за чудо и диво! —
То Вы — лэди Годива,
Через миг — Иоланта, через миг Вы — Сафо...
Стоит Вам повертеться, —
И загрезится сердце:
Все на свете возможно, все для Вас ничего!

Качалка грёзэрки, 1911,ТБ. С. 30.

С целью создания образности в словесном портрете автор прибегает к созданию сравнительного ряда, в котором используется и рассматриваемый фиктоним. В «Поэзе о Иоланте» (1915) поэтоним осмысливается И. Северяниным в совершенно неожиданном ракурсе:

Иоланта в брильянтах, Иоланта в фиалках,
Иоланта в муаре, Иоланта в бандо,
Иоланта в шантанах, Иоланта в качалках,
Иоланта в экспрессе, Иоланта в ландо!

Иоланта в идеях, Иоланта в болезнях,
Иоланта в страданьях, в кабаке и нужде,
Иоланта в порывах и в восторженных песнях,
И в любви Иоланта! Иоланта везде! (...)

Иоланта повсюду, Иоланта всеместна...
Что же это такое — Иоланта моя?
Ничего я не знаю, ничего неизвестно,
Но мне кажется — это раздробленное «Я»!

Поэза о Иоланте, 1915, ТБ. С. 206—207.

Надо признать, автор добивается необычайной экспрессии в лирическом выражении за счет частотного употребления ключевого фиктонима (29 словоупотреблений), высокой концентрации имен собственных (всего их — 43), насыщения текста заимствованной лексикой, дополненной и иноязычными вкраплениями (5 единиц). Фиктоним, буквально подчиняясь стихии поэтической строки, теряет свое первоначальное семантическое содержание и превращается в некую обобщенность, рассматриваемую как экспрессема.

Привлекает внимание и другой фиктоним, реализованный в 10 словоупотреблениях, — Мадле/эна. Впервые имя этой героини появляется в стихотворении 1911 года:

На северной форелевой реке
Живете вы в березовом котэдже.
Как Богомать великого Корреджи,
Вы благостны. В сребристом парике
Стряхает пыль с рельефов гобелена
Дворецкий ваш. Вы грезите, Мадлэна,
Со страусовым веером в руке.

В березовом котэдже, 1911, ТБ. С. 16.

Фиктоним воспринимается как имя героини поэтического произведения, причем в одном из более поздних стихотворений поэт в этом прямо убеждает читателя:

Я не был никогда безлик:
Да, Пушкин стар для современья,
Но Пушкин — Пушкински велик!
И я, придя к нему на смену,
Его благоговейно чту:
Как он — Татьяну, я Мадлэну
Упорно возвожу в Мечту...

Поэза истребления, 1914, ТБ. С. 141.

А в «Поэзе для Мадлэны» появляются не только штрихи к портрету героини, но и предметом лирического описания становятся взаимоотношения двух людей:

Мадлэна здесь. Мадлэна рядом. —
Сегодня видели её...
Но нет! душа моя не рада,
И сердце холодно моё.
(...)
Её игра четыре лета
Из жизни вырвала моей.
Но славою стихи поэта
Обязаны, быть может, ей.

Благодарю. Но — просветленный —
Крушу безжалостно Мечту,
В свою Последнюю влюбленный,
В которой Сбывшуюся чту!

Поэза для Мадлэны, 1915, ТБ. С. 195.

Перед нам раскрывается история взаимоотношений самого поэта с женщиной, в которую он действительно был влюблен, с которой переписывался на протяжении нескольких лет. Таким образом, поэтоним Мадлэна, реализованный в пределах лирического контекста, может восприниматься как фиктоним, преобразованный из антропонима. То же следует отметить и в отношении фиктонима Балькис, под которым в текстах Северянина следует понимать не только имя героини романа Мирры Лохвицкой «На пути к востоку» (1897), но и сценический псевдоним гражданской жены поэта М.В. Домбровской.

Имя Ф. Круут, с которой И. Северянин сочетался браком 21 декабря 1921 года, реализуется в поэтическом контексте рядом фиктонимов: Ариадна, Таланточка, Эсточка. Очевидна сложность изучения подобных имен собственных: под тем или иным псевдонимом может скрываться реально существующее лицо, но в художественном контексте лирического произведения поэтоним раскрывается как имя литературного персонажа, безусловно, связанного с предметом изображения лирики — чувством, переживанием и др.

Литературная преемственность И. Северянина проявилась в употреблении имени другой героини — Нелли, восходящей к сборнику В. Брюсова «Стихи Нелли»:

В будуаре тоскующей нарумяненной Нелли,
Где под пудрой молитвенник, а на ней Поль де-Кок,
Где брюссельское кружево... на платке из фланели! —
На кушетке загрезился молодой педагог!

Нелли, 1911, ТБ. С. 33.

Это послужило поводом к замечанию критика К.В. Мочульского о том, что «стоит почитать стихи Нелли, чтобы убедиться, с какой неизбежностью «поэзы» Северянина вырастают из лирики Брюсова»³.

Поэтическая материя позволяет автору реализовывать и интенции ассоциативного происхождения:

Есть странное женское имя — Пиама,
В котором зиянье, в котором ужал,
И будь это девушка, будь это дама, —
Встречаясь с Пиамою, — я бы дрожал...
(...)
В нем все от вертепа и нечто от храма,
В нем свет, ослепляющий в полную тьму.
Мы связаны в прошлом с тобою, Пиама,
Но где и когда — я никак не пойму.

Пиама, 1927, ТБ. С. 359.

Имя Пиама производит на поэта тягостное впечатление, которым он делится с читателем, при этом создается ощущение некоей связи между реальностью и ирреальностью, явленной из подсознания. Само имя заключает для поэта целый комплекс негативной экспрессии, о чем он и говорит в стихотворении. При этом вещественное значение слова остается затемненным.

Встречается и вариант переосмысления фиктонима:
Провинциалочке, как водится,
Онегин по душе приходится
    Средь Митрофанушек в глуши.

Поэзошпилька, 1915, ТБ. С. 207.

Прием антономазии уже встречался в поэтическом языке И. Северянина при рассмотрении антропонимов, но считаем возможным отметить и этот случай. Интересным показался вариант соединения двух фиктонимов в один, например, Гретхен-Маргарита, Маргарита-Виолетта, что напоминает излюбленный авторский прием словообразования окказионализмов, содействующий созданию образности.

Общую картину в области фиктонимов можно представить следующим образом: 1) имена собственно вымышленных литературных персонажей; 2) имена литературных персонажей, имеющих прототипы, или фиктонимы — псевдонимы, реализующиеся в рамках лирического текста как имена героев; 3) имена литературных героев других авторов, произведений. Фиктонимы в поэтическом языке И. Северянина реализуются в 502 словоупотреблениях (всего — 208 единиц). На основании проведенного анализа можно сделать вывод о том, что на процесс экспрессивной актуализации фиктонима, прежде всего, воздействует контекст. Функционируя в поэтическом пространстве того или иного стихотворения, фиктоним испытывает воздействие всех элементов художественной системы произведения, при этом возрастает его экспрессивная значимость.

Примечания

1. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М., 1971. — С. 277.

2. А.Н. Кожин Реминисцентная весомость имени литературного персонажа // Средства номинации и предикации в русском языке (Межвузовский сборник научных трудов) М., 2001. — С. 139.

3. Мочульский К.В. А. Блок, А. Белый, В. Брюсов / Составитель, автор предисл. и коммент. В. Крейд. М., 1997. — С. 431.

Copyright © 2000—2024 Алексей Мясников
Публикация материалов со сноской на источник.