На правах рекламы:
• Коньяк Луи 13 цена по материалам http://www.bonvi.ru.
Круглый стол в Литинституте
Ю.И. Минералов (Литинститут). Когда-то, после окончания МГУ, я приехал работать в Эстонию, да и задержался там на 15 лет в Тартуском университете. «Присутствие» Игоря Северянина ощутил сразу. Были еще живы помнившие его русские бабушки, в 1920-е годы девушки. Речи о Северянине они вели забавно однотипные: «О, это был ужасный человек, у него было много женщин...» Впрочем, уловил я и несомненно заслуживающий внимания момент: русские старики в 1970-е годы все еще осуждали Северянина за то, что он когда-то пытался выпрашивать подачки у эстонского правительства, поскольку-де переводит их поэтов и женат на эстонке. Достойное ли дело для русского, притом человека, в 1918 году избранного в Москве «королем поэтов»!Л.А. Карпушкина (Литинститут): Слаб человек...
Ю.И. Минералов: Такое самоунижение одновременно иллюстрировало тот факт, что жил «король поэтов» в Эстонии туго, с хлеба на квас, — подобно, впрочем, другим эмигрантам. А женат он был на Фелиссе Круут, дочери рыбака и плотника, претендовавшей на звание поэтессы. Она, по собственным его воспоминаниям, не единожды воспрепятствовала возвращению поэта в Россию, хотя в советском посольстве вопрос был согласован. В 1935 году Северянин удрал-таки от деловитой и властной Фелиссы к другой местной женщине, Вере Коренди, с которой влачил полунищенское существование и на руках которой умер от инфаркта 20 декабря 1941 года в оккупированном фашистами Таллине, бывшем Ревеле, — умер под уличный грохот шагающих в ногу эсэсовских сапог.
Л.А. Карпушкина:
Игорь Северянин сотворением «образа самого себя» занимался целенаправленно и,
нужно признать, эффективно: «Отныне плащ мой фиолетов, Берета бархат в серебре:
Я избран королем поэтов На зависть нудной мошкаре». То, как поэт умел держать «королевскую»
планку, вспоминал В. Шершеневич, описывая встречу Северянина с молодыми
авторами в ресторане. На робкое предложение Северянину послушать их стихи,
тот бросил: «Не будем омрачать нашей
встречи!»
И.Г. Минералова
(МПГУ): Еще в студенческие годы
наткнулась на пародию «Перевод Пушкина на язык эгофутуристов», напечатанную в
томе большой серии Библиотеки поэта. Там после эпиграфа из Пушкина шли строчки:
Зима!
Помню,
как ехидство этой пародии меня позабавило. Но пародист не смог заметить или не
ставил своей задачей передать — кажется, невозможное для реальности литературы
— северянинское соединение приемов иронии и подлинной лирики.
А.Э Секриеру
(МПГУ): Северянин — фигура, типичная для эпохи Серебряного века.
Человек-оркестр, синтетический художник, он соединял слово и музыку, слово и
живопись, он был исполнителем-декламатором, актером, «композитором», и при этом
постоянно шел на эксперимент в стихе. На него в этом похожи Вертинский, Маяковский,
Пастернак, Волошин... Но уникальность творчества Северянина в открытии новых и
разработке традиционных жанровых форм стиха, в стилизации в словесном
творчестве форм и жанров иных видов искусства (дизель, переплеск, перекат,
квадрат квадратов — и баллада, газелла, рондо, триолет, канцона; полонез,
вальс, пастель, рисунок), в адаптации стихотворных ритма, метра для исполнения
на эстраде, в широком использовании всего арсенала «технических средств»
поэзии: ассонансов и диссонансов, оксюморонов и антитез, эпитетов и метафор,
словесных и слоговых переносов, внутренних рифм и аллитераций, каламбуров и
паронимической аттракции, развернутых сравнений и неологизмов, и многого
другого.
С.Н. Колосова
(МПГУ): Например, стихотворение «Это было у моря» Северянин обозначает как
«поэму-миньонет». Интересно обратить внимание на то, как в авторском
комментарии к стихотворению соединяются и оригинальное жанровое определение, и
отношение к сюжету, в котором слились музыка, танец и драматическое действо.
Одновременно это и маленькая поэма, и поэма-менуэт. Вспомним, что менуэт – не
только придворный танец, что тут соответствует сюжетной канве, но иногда менуэт
исполнялся в сонатах. Стихотворение строится по принципу сонатной композиции и
каждая строфа-часть имеет свой звуковой образ. Безусловно, это стихотворение не
только любовное и, возможно, не столько любовное. В нем размышления о сущности
поэта, о его музе, о его творчестве. Поэт-паж-слуга-творец – создатель сонат,
музыки о любви, а с ним в его менуэте его королева, его вдохновительница, его
госпожа. Для Северянина любовь есть музыка, соната, в которой перепеваются
разные темы. Она вечна и многогранна, непредсказуемы, как море и хрупка, как
морская пена, нежна, как бирюзовая волна.
С.А. Васильев
(Литинститут): Северянин, особенно после выхода его книги «Громокипящий кубок»
(1913), привлек самое широкое внимание современников. Сотни откликов в печати;
среди писавших о нем были М. Горький, В. Брюсов, Ф. Сологуб, А. Блок, Н.
Гумилев, В. Ходасевич. Особенно проницательно и тепло написал о Северянине
Брюсов, который в поэзии эгофутуриста увидел продолжение своего собственного
творчества (как считала З. Гиппиус). А Северянин, по словам Брюсова, потом
упрекал его в зависти...
Ю.И. Минералов:
Но и на Северянина весьма ревниво реагировали крупнейшие поэты. Перечитайте
Маяковского — «пропитое лицо Северянина», «похотливо напеваете Северянина» и
т.п. А для Игоря Северянина тот же Маяковский до конца жизни был «друг юности
Володя», которому этот добряк все снисходительно прощал и об остром язычке
которого забавно вспоминал, например, в своем романе «Колокола собора чувств»:
Есть
дева, ждущая любови
Что ж, я готов! Володин бас
И.Г. Минералова:
Сам Северянин был великий иронист. Но сегодня исследователи творчества поэта
(кину камень в лингвистов) заслоняют изучение, а лучше бы постижение его поэзии
такой терминологией, что скулы сводит...При этом
в 11 классе девочки без всякого юмора читают: «А потом отдавалась,
отдавалась грозово...», хотя ироническое отношение Северянина ко всякой игре в
чувства очевидно, и ирония его убийственна. Вспомните стихотворение «Это все
для ребенка...» Почти чеховский иронический подтекст передается финальным перечнем
деталей «И мне дорог ваш крестик, как и ваша слезинка, как и ваша гребенка».
Воображение читателя восстанавливает образ «играющей роль» именно по этим в
одном ряду оказавшимся деталям. Но ирония иронии рознь. Ирония Северянина
упрочена самоиронией и потому обретает значение не пересмешничества, а
вскрывания глубинной трагичности или даже трагедийности жизни.
Ю.И. Минералов:
Северянин был при случае и пламенным сатириком. Да вот:
В
смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи
И.Г. Минералова:
Что ж, тут и век понят адекватно, и общественное окружение, и то, что видели в
нем современники... Ирония в нем сочеталась с лирикой. Помните этот потрясающий
рефрен «Ты ко мне не вернешься...», разрешающийся настоящим криком души, но почти
шепотом произнесенным: «Я умру одиноким, понимаешь ли ты?!.» Одиночество
Северянина тогда, и сегодня опять, — свидетельство еще не разрешенной вполне
загадки большого русского поэта. Без понимания функционала художественного
синтеза вряд ли можно в этом разобраться вполне.
А.Э. Секриеру:
Пастернак уверял, что Северянин распевал свои стихи на мелодии из популярных французских опер, и мы
даже можем догадаться, каких именно, ведь сам Северянин много писал о своих
оперных пристрастиях (Тома, Массне), а автор гимна пионерии композитор Дешкин
на одном из поэзовечеров в Политехническом музее записал авторскую мелодию
Северянина. Великолепное разнообразие музыкальных жанров отразилось в сборниках
поэта: увертюра открывает «Ананасы в шампанском», интродукцию встречаем в
«Соловье», интермеццо, полонезы, вальсы, марши, песни, песенки и шансонетки,
романсы... — но Северянин стилизует еще и ритм, например, вальса или марша. В
стиле Северянина несомненной доминантой является синтез. Синтез поэзии и музыки
им осуществляется на двух уровнях: это стилизация музыкальных жанров и
использование музыкальных приемов с одной стороны, а с другой – музыкальное
исполнение стихотворений на эстраде.
Ю.И. Минералов:
А как с традициями, предшественниками? Мне тут сразу видится Владимир
Бенедиктов.
Л.А. Карпушкина:
А обожаемый им К. Фофанов? И еще, работая над собственным имиджем, Северянин не
в последнюю очередь посматривал в сторону эстетствующего О. Уайльда. На одном
из фото Северянин вылитый Уайльд: поза, жест, прическа, одежда...
Ю.И. Минералов:
Ну это уж он сдуру. Или для футуристического хулиганства
С.А. Васильев:
Строка из его «Пролога» «Для нас Державиным стал Пушкин» называет ключевые для
Северянина имена. Сделаем акцент на первом имени. А эгофутуризм Северянина и
кубофутуризм Маяковского, Хлебникова... Немало общего, но, безусловно, есть и
отличия. Например, северянинский акцент на неологизмах, нередко выстроенных на базе
иноязычных корней, на контрасте, например, с хлебниковскими неологизмами,
сплошь славянскими. А название «эгофутуризм» прямо соотносится с «проповедью» безудержного
эгоизма ранними декадентами, например, Н. Минским (книга «При свете совести»,
1890).
Л.А. Карпушкина:
Все-таки «недвусмысленный талант» Игоря Северянина уникален. Его эстетика на
грани китча редко приходится по вкусу целиком. Но в ней заключен вызов
«мещанскому» мировосприятию и вкусу, стремление «окатастрофить» (один из
неологизмов поэта) сознание обывателя. Ну кто еще мог решиться так легко и
дерзко сочетать канцеляризмы с новаторскими метафорическими поэтизмами в
пределах одного катрена: «В тебе уверенность не поколеблена В твоей корректности тому залог. Но все мне
кажется, что ложь остеблена И распускается ее цветок...»? Кто в голодном 1919
году мог написать стихотворение «Икра и водка», с «барочной» раскрепощенностью
изображающее в прошедшем времени гастрономические удовольствия употребления «монопольных»
продуктов? А так лаконично и безапелляционно сформулировать: «Из меня хотели
сделать торгаша, Но торгашеству противилась душа»...
Ю.И. Минералов:
С Фелиссой Игорь Северянин годы прожил в рыбацком поселке Тойла, где отдыхал
еще до революции. Я как-то тоже провел в Тойла изрядный кусок лета и бывал в
домике Северянина, где жила сестра Фелиссы Линда, много с ней общался. Потом и
ее не стало, а после отделения Эстонии вроде объявился какой-то заграничный
правонаследник-бесстыдник, тут же выкинувший вещи и книги поэта — там теперь
Северяниным и не пахнет. Возле Тойла был построенный на скалах над морем
роскошный дворец не то замок кого-то из дореволюционных миллионеров — кажется,
Елисеева. После Отечественной войны он лежал в развалинах — при освобождении
Эстонии дворец вместе с временно проживающими фашистами и охранявшими их зенитками
разбомбили наши. Бродя по руинам, как-то впервые я понял, откуда в
северянинских стихах замки, башни над морем и т.п., в которые его поэтическое
воображение населило иронических и не иронических королев, принцесс, графинь,
пажей и пр. Я тогда написал стихотворение «Игорь Северянин»:
Девичий
голос в Тойла отрелит округу.
Там
из-под кружев круглится валун, что колено.
Помню,
я помню: услышав, он вздрогнул над веком!
Здесь
его домик. Он к морю уже не сбегает.
Тойлаский
замок! а парк, авантюрный и светский!
Милая,
плачешь? Ужасно смешные фигуры!..
И.Г. Минералова:
«Россию нужно заслужить» писал он, но я бы сказала иначе: сегодня Россия должна
заслужить Северянина, одиноко лежащего в могиле Александро-Невского кладбища за
ее границей, в Таллине.
Пейзанин экстазуя
Ренувелирует шоссе...
(Дабы не осквернять любви,
Падеж слегка переиначу...),
И эта дева наудачу,
С девизом: «Жениха лови!» —
Мне письма шлет и телеграммы,
Где свадьбы назначает час...
Меня спасительно от драмы
Женитьбы вдруг предостерег...
Вот что мне этот бас изрек:
— «Она ко мне пришла нагою,
Взамен потребовав венца.
А я ей предложил винца
И оттолкнул ее ногою».
В
княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив:
Я
улыбнулся натянуто, вспомнив сарказмно о порохе.
Скуку
взорвал неожиданно нео-поэзный мотив.
Каждая
строчка — пощечина. Голос мой — сплошь издевательство.
Рифмы
слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.
Я
презираю вас пламенно, тусклые Ваши Сиятельства,
И,
презирая, рассчитываю на мировой резонанс!
Море
молочное пьяно, как бурный кумыс.
Море
парное волну задирает, как ногу.
Тропка
подходит к обрыву и прыгает вниз.
Складки
соленого платья прибойно кипят.
Девушкин
смех воспарит серпантинною лентой
и,
опадая, — на память — завяжется в бант!
Вздрогнул
над морем и оборотился слегка
этим
надменным иронией раненым ликом,
ликом
эффектным породистого рысака.
От
футуризма безвредное эхо: «Эго-о-о...».
Он
— лишь альбом. И тетушка Линда листает
желтые
фото и сберегает его.
...Он
покосился — там веяла женская ручка.
(Профиль
был камень — легендно сидящий орел!..)
Девушка
мчалась к нему, точно горная речка!
Море
шампанское пену бросало на мол!
Точно
девчонка, речонка несется на нас!
Все
они тут — его башни, пажи и насмешки,
нищая
старость и заносчивый ассонанс.
В
Ревеле спит, и в бессмертный покой погружен
Игорь
Васильевич Лотарёв,
деятель
русской культуры,
этой
культуры, которую так бережем.