На правах рекламы:
• Особенности имплантации зубов All-on-4 . Выполняется под местной анестезией, таким образом, пациент не испытывает и малейшего дискомфорта. В редких случаях возможно выполнение имплантации под седацией – если присутствует сильный страх со стороны пациента. Отличительной особенностью протокола All-on-4 является возможность вживления искусственных корней не через разрез, а через прокол – малоинвазивным способом.
Дорофей Бохан. Двенадцатая книга (О поэзии Игоря Северянина)
Игорь Северянин. Менестрель. Новейшия поэзы. Из-во "Москва" Берлин 1921. стр. 112 Игорем Северянином написано двенадцать книг стихотворений. Это - солидный поэтический багаж, свидетельствующий о том, что до сего времени не изсякает вдохновение талантливаго поэта, что его муза не умолкает, а дарование - развивается.Я помню тот шум, какой вызвали первыя выступления поэта. Он сразу нашел горячих поклонников и ярых хулителей; одни порицали его стиль, его новыя слова, самую структуру его стиха - другим он страшно нравился… Его выступления на вечерах - всегда отмечались, как интереснейшее явление: он не читает свои "поэзы", он их поет… Я впервые "слышал" Игоря Северянина в Минске, где он был с Сологубом и г. Чеботаревской. Его чтение после блестящей лекции г. Сологуба и нервных выкриков г. Чеботаревской, едва-ли понимавшей, что она читает - произвело потрясающее впечатление… Я лично сначала смеялся: пение стихов на эстраде самим автором показалось мне столь необычным, столь странным, что я, помню, плюнул прямо в лысину сидевшаго предо мною в первом ряду г. Сологуба, который с негодованием повернулся ко мне (но я, памятуя разсказ Чехова о чиновнике и генерале, не извинился, а продолжал слушать)… Я видел, что и другие "кисли"; особенно один курчавый гимназистик, закрывший платком все лицо…
Но дальше - иначе… Не обращая внимания на зал, поэт продолжал петь… И - овладел вниманием зала… А когда кончил - раздался взрыв рукоплесканий…
Курчавый гимназистик не хохотал - с горящими глазенками он неистово хлопал и кричал что-то…
И… и я аплодировал. И я видел г-на Сологуба, который, улыбаясь, смотрел на меня…
Я потому остановился на этом эпизоде, что он характеризует вообще отношение читателя ко всей поэзии г. Северянина.
Сначала он поражает читателя необычностью языка, слова, самого склада стиха - потом его завоевывает…
Талант И. Северянина несомненно кристаллизуется и развивается - это заметно сказывается на каждой новой книге его стихотворений. Теперь можно сказать, что он - вполне определенная величина, что он имеет свой собственный язык, что страничка в истории русской поэзии им уже завоевана…
Заметно ширится круг захватываемых его поэзами явлений жизни. В XII томе г. Северянин не является перед нами несколько экзотическим певцом отдельнаго кабинета, шампанскаго, духов, цветов, любви и женщин - его захватывает более широкая волна жизни, явления общественныя, политическия…
Он горячо любит приютившую его Эстонию:
Как феникс возникший из пепла,
Если, с одной стороны, не всякая страна, приютившая бездомнаго ныне русскаго эмигранта поэта вызовет у него такие стихи, то с другой - и не всякая страна достойна такого восторженнаго гимна…
Возникла из смуты страна;
И если еще не окрепла -
Я верю, окрепнет она…
. . . . . . . . . . . .
И вся ты подобна невесте,
И вся ты подобна мечте;
Эстония, милая Эсти -
Оазис в житейской тщете!
Страницу за страницей читаешь "поэзы" с большим наслаждением: у И. Северянина много чудачеств - он называет себя гением, единственным (как и Бальмонт, между прочим, как даже Маяковский) -
В этом мире только я - иного нет.
Но это ерунда ему прощается, ибо читатель научился уже любить поэта… Как курчавый гимназистик с искрящимися глазенками горячо аплодирует пению поэзы, так читатель жадно читает строки за строкою, не придавая значения чудачествам поэта, прощая их ему за то наслаждение, которое доставляет его поэзия. Какая прелесть такая "поэза":
Излучаю сквозь себя огни планет.
Что мне мир, раз в этом мире нет меня?
Мир мне нужен, если нужен миру я.
Поэту, как птице Господь пропитанье дает:
Прелестные стихи! Симпатичный певец любви и радости жизни приветливо принят в Эстонии - и радостная песня - все, чем он может заплатить за приют и гостеприимство… Он милую Эстию любит, как Россию, страданиями которой страдает. В стих<отворении> "Люди-ли вы?" Поэт пишет:
Не сею, не жну - существую второй уже года.
И добрые люди за добрые песни стихи
Прощают ошибки и, если найдутся грехи.
Кому теперь нужно искусство? Не знаю кому…
Но мне - оно воздух, и вот я пою потому.
А некто лучистый - не русский, эстонец, чужой -
Не Ангел ли Божий - следит неустанно за мной
Он верит в искусство, и полон ко мне он любви:
"Поэт, будь собою: пой песни свои и живи!
Как нищая птица, поэт подаянию рад"…
Восторженной трелью я славлю тебя, светлый брат!
Жизнь догорает… Мир умирает…
Увы, орла этого нет еще… Но мы начинаем верить вместе с поэтом - что он придет, он явится, и Господь Бог "очудит" нас, грешных…
Небо карает грешных людей
Бог собирает и отбирает
Правых от грешных, Бог Чудодей…
. . . . . . . . . . . . .
Полно вам будет! Бог вас рассудит,
Бог вас очудит! Клекот орла
Мертвых пробудит, грешников сгрудит,
Верить понудит: смерть утерял.
И. Северянин горячий русский патриот, он "буржуй" с ног до головы, он поет, как птица, ничего не стесняясь и ничего не скрывая, ничего не боясь -
Ушли талантливые трусы,
И. Северянину не чужды чисто русские мотивы… Заграницей он научился сильнее прежняго любить свою бедную Родину… Лучшия поэзы освящены любовью к Родине. Он воспевает даже "Икру и водку" добраго стараго времени… Он ничего не стесняется - и ничего не боится…
А обнаглевшая бездарь,
Как готтентоты и зулусы,
Тлит муз и пакостит алтарь.
А Запад - для себя гуманный!
С презрением смотрит сквозь свернет.
На край ориентальной, странной
Ему культуры в цвете лет.
Куда-ж деваться вам от срама
Вам, русские низы и знать?
Убрав царя, влюбиться в хама,
А гражданина вам изгнать!
Позор стране, в руинах храма
Чинящей пакостный разврат!
Позор стране, проведшей хама
Кощунника меж царских врат!
Николаевская белка, царская красноголовка
Это - не каждый напишет. Но ему можно, ибо он Игорь Северянин. Только ему возможно простить стихотворение "Ванг и Абианна", стоящее на той границе, за которою следует 10001 статья… Только силою художественнаго дарования он избежал тона, за который мог быть обвинен в порнографии. Это дивное стихотворение греческая скульптура, не знающая стыда, ибо прекрасное - безстыдно.
Новая книга стихов И. Северянина - вклад в русскую поэзию. Талант его развивается. Мы имеем новаго, талантливаго, до мозга костей русскаго поэта.
Наша знатная казенка - что сравниться может с ней?
С монопольной русской хмельной? Выливалась в горло ловка
К ней икра была закуской лучше всех и всех вкусней!..
Д. Д. Бохан. Двенадцатая книга (О поэзии Игоря Северянина) // Виленское слово. 1921. № 283, 30 июня.