Мемуарные очерки. Н.А. Тэффи (1933 г.)

В дореволюционной России имя "королевы юмора" Тэффи (Надежды Александровны Лохвицкой) пользовалось огромной славой. Газеты и журналы, где она сотрудничала, были заведомо "обречены на успех". Выпускались даже духи и конфеты "Тэффи". Длительное время Тэффи сотрудничала в "Сатириконе" с Аверченко. Среди поклонников ее таланта были люди всех возрастов и сословий. Ее творчество высоко ценили Иван Бунин и Александр Куприн, Дмитрий Мережковский и Федор Сологуб.

Совсем отдельно ото всех стоит красочная фигура Игоря Северянина. Он появился у меня как поклонник моей сестры Мирры Лохвицкой, которую он никогда в жизни не видел. Начал он свою карьеру не очень скромно, заявив:

"Я – гений, Игорь Северянин…"

Тогда это было еще совсем ново. Потом это уже никого бы не удивило. Игорь писал стихи о том, что всюду царит бездарь, а он и Мирра в стороне. Ну про Мирру этого нельзя было сказать. Ее талант был отмечен тремя Пушкинскими премиями и четвертой посмертной.*

Игорь был большого роста, лицо длинное, особая примета – огромные, тяжелые, черные брови. Это первое, что останавливало внимание и оставалось в памяти. Игорь Северянин – брови. Голос у него был зычный, читал стихи нараспев.

Первый раз выступил он перед публикой на вечере у студентов, кажется, технологов. Этот вечер был устроен студентами для меня, то есть я должна была читать, а они продавали программы с моим портретом и автографом. Я взяла с собой Игоря. Вот Игорь вышел на эстраду и начал:

Как мечтать хорошо вам
В гамаке камышовом,
Над мистическим оком, над бестинным прудом...

Молодая аудитория – студенты, курсистки – переглядывались, перешептывались, пересмеивались. Не понимали – хорошо это, или просто смешно.

Я была серьезна и слушала сосредоточенно. Надо было постараться, чтобы публика Игоря приняла. Когда он кончил, я подошла к эстраде и торжественно поднесла ему букет голубых тюльпанов, только что появившихся в продаже и одобренных нашими эстетами "за ненормальность". Так как на этом вечере я была ведетта, то такое с моей стороны уважение к таланту Северянина много подняло его в глазах публики. Стали аплодировать и просить еще. Так произошло крещение Игоря. А года через два, когда он понравился Сологубу и тот повез его в турне по всей России, он вернулся уже прославленным поэтом и никого не смущало заявление с эстрады, что он гений и что у него "дворец двенадцатиэтажный, у него принцесса в каждом этаже".

Первые стихотворения его были чересчур галантерейные. Вроде цветочного одеколона. В них много говорилось о платьях муаровых, интервалах брокаровых. Потом, при помощи Сологуба, цветочный одеколон исчез. Сологуб помог ему выпустить книгу, которую окрестил "Громокипящий кубок".

Книга имела успех у читателей. Критика отнеслась к ней холодно. Он не сеял разумного, доброго, вечного, за что потом сказал нам "спасибо сердечное русский народ". И он не был поклонником Оскара Уайльда. И даже не был сотрудником "Сатирикона", что тоже являлось некоторым правом на существование. Он был как-то сам по себе. "Я гений Игорь Северянин" и кончено. Но, повторяю, он завоевал себе известность, о нем говорили с усмешкой, но его знали.

Моя двусмысленная слава,
Мой недвусмысленный талант.

Всем запомнилось его забавное патриотическое стихотворение, где он говорит, что в случае военных неудач:

То я, ваш нежный, ваш единственный,
Сам поведу вас на Берлин.

Но, будучи призванным, оказался к военному делу неподходящим, и по самой странной причине – он никак не мог отличить правой ноги от левой. Кончилось тем, что его отправили в лазарет.

Он чтил во мне сестру Мирры Лохвицкой и в стихах называл меня "Ирисной Тэффи", но виделись мы редко.

Наши встречи – Виктория Регия –
Редко, редко в цвету.

Он как-то приезжал в Париж. Ему устроили вечер. Жил он в Эстонии, жил очень плохо.

"У меня голубая лодка, у меня поэтесса жена."

Он голодал. Целые дни ловил рыбу со своей голубой лодки и от сверкающей водной ряби стал терять зрение. На вечере своем читал стихи простые и грустные. Последнее кончалось словами:

Так каково быть поэтом
На вашей жестокой земле.

Он пробовал еще выпускать маленькие книжки, но продавать их было трудно.
Он скоро умер.

* Неточность: Пушкинских премий было две, одна из них – посмертная. III и IV тома стихотворений Лохвицкой были удостоены похвального отзыва Академии (сопровождавшегося резкой критикой за "декадентство").

Текст воспоминаний Тэффи публикуется с любезного разрешения сайта www.mirrelia.ru

Читайте также: